Еще одним социальным феноменом эпохи «военного коммунизма» было «мешочничество», ставшее одним из подтверждений неистребимости рыночных отношений, пусть и в их «черной», вульгарной форме. Оно установило и реальные границы распределительной политики «красной» власти: 30-45% реального потребления. Все остальное приходилось на «черный рынок» и «мешочников».
Вначале заградительные отряды на железнодорожном и водном транспорте конфисковывали все продовольствие, перевозимое пассажирами сверх минимальной нормы. Однако уже в сентябре 1918 года власть фактически признала свое временное поражение в борьбе с «мешочничеством», что нашло отражение в приказах, разрешавших трудящимся Москвы и Петрограда привозить в город продукты питания в количестве до полутора пудов (по этой причине «мешочники» вскоре получили название «полуторапудовики»).
Статистика этого периода утверждает, что более половины своих потребностей в продуктах питания население удовлетворяло за счет незаконной торговли. На 4 съезде профсоюзов в апреле 1920 года было заявлено, что необходимые потребности рабочего в 2,5 — 3 раза превышают его заработную плату. К моменту введения нэпа в 1921 году рабочие, получавшие пайки высшей категории, потребляли всего 1200 — 1900 калорий вместо 3000 калорий в день, считавшихся необходимым минимумом для рабочих физического труда. Руководители ВСНХ в целом объективно оценивали сложившуюся ситуацию. А. И. Рыков признавал, что «мало кто из рабочих не покупает продукты на «свободном рынке». Г. Л. Пятаков также был вынужден отметить, что «шахтер Донбасса… потребляет всего 50 процентов калорий, которые необходимы ему для полного восстановления сил». Нетрудовым элементам и вовсе грозила голодная смерть.
Первоначально «мешочники» торговали своими продуктами, сбывая их по очень высоким ценам. Однако падение покупательной способности денег принудило отказаться от торговли и переключиться на более выгодный в тех условиях прямой товарообмен. Достаточные средства для приобретения продовольствия за деньги имелись лишь у зажиточной части населения: эти люди обладали собственностью, которую можно было выгодно продать. В результате в стране существовала незаконная торговля не только продовольствием, но и другими товарами.
В соответствии с политикой «военного коммунизма» администрация фабрик выдавала часть заработной платы натурой (то есть в виде продукции, которая на них производилась), причем эта «натура» предназначалась для личного пользования рабочих и их семей. Однако эти предметы вскоре перешли в разряд объектов торговли по ценам «свободного рынка», то есть либо обменивались на другие товары (в особенности продукты), либо продавались за деньги.
Один из выступавших на 1 Всероссийском съезде Советов народного хозяйства в мае 1918 года обратил внимание на эту практику, которая получила название «кусочничество»: «Страшное зло — мешочничество, страшное зло — кусочничество, но еще большее зло, когда рабочим начинают выдавать плату натурой, продуктами и когда они сами превращаются в кусочников». Через два года, когда эта практика достигла значительных масштабов, 4 съезд профсоюзов принял резолюцию, которая осуждала торговлю приводными ремнями, инструментами и другим оборудованием фабрик.
Развитие экономической политики в период «военного коммунизма» привело к сосуществованию в Советской России двух различных систем распределения материальных благ. Первая система, поддерживавшаяся государством, предполагала сбыт товаров по твердой цене, а впоследствии бесплатную их выдачу в виде пайков. Вторая, с которой государство старалось бороться по мере возможностей, заключалась в частной торговле. Впрочем, частная торговля все более приобретала черты товарообмена, до некоторой степени приближаясь таким образом к идеалу большевиков, поскольку цены единоличных торговцев на все предметы первой необходимости в 40 — 50 раз превышали те, которые установила власть.
Ввиду хронических дефицитов «черный рынок» был выгоден значительной массе людей. В Москве незаконная торговля велась на Сухаревской площади. Здесь, на рынке, некогда воспетом писателем и журналистом В. А. Гиляровским, заключались сделки между подпольными торговцами и их клиентурой. «Отличилась» таким образом не только Сухаревка, но также Смоленский рынок, Охотный ряд и другие центры столичной торговли. Спектр товаров, предлагаемых здесь спекулянтами, не был велик, но резко отличался от того, что могло предложить государство.
Несмотря на то что милиция периодически проводила облавы, «черный рынок» благополучно существовал. Название «Сухаревки» со временем стало нарицательным для частного (то есть подпольного) сектора советской экономики. В частности, этим новым словом активно пользовался В. И. Ленин, призывавший к полному уничтожению нелегальной торговли. По утверждению лидера партии, «капитализм до сих пор тормозит начинания Советской власти путем мешочничества, Сухаревки и тому подобного».
Об авторе