Из дневника и писем Марты Сизовой

Автор:admin

Из дневника и писем Марты Сизовой

23 сентября 1941 года. 

Один час ночи. Я вместе с Тоней Демура, моей новой знакомой, однокурсницей, дежурю в профессорском парадном. Сейчас тихо, тревоги нет. Решила воспользоваться свободной минутой, чтобы продолжить дневник.

Начиная с 8 сентября, в Ленинграде воздушные тревоги бывают по восемь — десять раз в день. Фашисты безжалостно бомбят город. Кое-где возникают пожары, среди жителей есть убитые и раненые. Немцы стоят у ворот города, они пытаются любыми средствами взять Ленинград. Несколько дней обстреливали город из дальнобойных орудий, фашистские самолеты бомбят железнодорожные вокзалы.

В городе сейчас чувствуется недостаток продуктов. Несмотря ни на что, ленинградцы держаться бодро. С большой энергией работают на производстве, в окопах…

На первом курсе студентов в этом году мало, а мальчишек всего человек пятнадцать. На других курсах и того меньше: все ушли на фронт.

От мамы писем давно не было. Не знаю, что сейчас дома. Живы ли мои старички? Ходят слухи, что в Лодейном Поле немцы. Я не верю и верить не хочу.

Да, суровые дни настали. Каждому ленинградцу надо быть стойким, выносливым, собрать воедино все свое мужество. И я делаю все, чтобы быть такой. В такой серьезный момент нельзя хныкать и унывать. Надо сдерживать свои чувства.

12 октября. 

Полночь. Сегодня я у Зины. Вся их семья спит. Только что кончила заниматься по физике. И вот, пользуясь тишиной, пишу дневник.

…Воздушные тревоги в Ленинграде стали обычным явлением. Гитлер бомбит нас днем и ночью. Я уже свыклась с этим и во время бомбежек, артиллерийских обстрелов чувствую себя теперь спокойней.

Продуктов стали выдавать еще меньше: подвозить их к Ленинграду очень трудно. Кое-кто из девочек пал духом. Да, сейчас надо быть очень спокойной, чтобы вынести все тревоги и лишения.

С каким интересом мы слушаем новости с фронта! Разумеется, что на подступах к Ленинграду немцы несут большие потери.

24 октября. 

Занятий не будет недели две, так как большинство студентов ушли на трудфронт. Нас, первокурсников, не взяли, так как нам еще нет восемнадцати. Буду по-прежнему в санитарной команде при институте.

Заниматься стало сложнее: холодно, в институте и общежитии печей не топят. И питание слабое. Хлеба получаем 200 граммов в день. На декаду положено еще сахара и конфет 250 граммов, мяса 250 граммов, крупы 300 граммов, масла 150 граммов.

Недавно я дежурила на чердаке. Воздушная тревога. Неподалеку разорвалась фугасная бомба. Погас свет. Вдруг у самого входа на чердак упала зажигательная бомба. В первую минуту я растерялась, не знала, что делать: брать щипцы и тащить бомбу в бочку с водой или тушить ее песком. Но раздумывать было некогда. Затушила ее песком.

На соседнем чердаке в это время бегали другие студенты. Там сильно разгорелись две зажигательные бомбы, застрявшие между балками. Я бросила еще одну лопату песка на свою уже потухшую бомбу и стала таскать воду и мешочки с песком на соседний чердак. Вскоре и там возникший было пожар потушили. На дворе и на крыше тоже ликвидировали пожары. Это было примерно в 12 часов ночи. После отбоя я и еще одна девушка остались дежурить на чердаке.

Сейчас я у Жени (это сестра Марты, сейчас она живет и работает в Москве. — Ред.). Теперь я езжу к ней очень часто. Женя учится и работает, у нее рабочая карточка — 400 граммов хлеба в день. Так что она меня подкармливает. Сейчас основной темой разговора является еда. Вечером хочется есть, а есть нечего… Маме стараюсь писать бодрые письма.

31 октября. 

Ночью снова дежурила на чердаке. Здорово били наши зенитки. Где-то неподалеку свистели бомбы. В такое время жутко одной сидеть на чердаке. После смены опять не могла спать, прислушивалась к каждому звуку, похожему на сирену. Но я молчу, не выдаю себя, борюсь со страхом.

Да и вообще зачем ныть? Меня окружают хорошие люди. Во что бы то ни стало надо перенести трудности. Ведь кончится же когда-нибудь эта проклятая война.

К Зине езжу редко: они сами сидят голодные, да еще я приду объедать их.

Тетя Шура еле держится на ногах. Муся заболела, у нее от худосочия на теле нарывы. Зина сильно похудела. Жалко смотреть на них, и помочь нечем. Да и сама я чувствую слабость. Маме, конечно, ничего об этом не пишу: не хочу ее расстраивать. Как они там с папой живут?

21 октября с Женей ездили к тете Даше. Ее муж, дядя Леша, недавно умер. В последние дни он очень тяжело переносил воздушные тревоги. Все время нервничал. Тетя Даша осунулась, похудела, но твердо переносит горе: не ноет, не жалуется. Нам она была очень рада. «Эти девочки для меня как родные дочки», — сказала она тогда со слезами.

10 ноября. 

Девять часов вечера. Только что кончилась политбеседа. Обсуждали речь товарища Сталина, произнесенную им 6 ноября на торжественном собрании в Москве. На меня речь произвела большое впечатление. Получила ответы на многие неясные вопросы. Эта речь еще больше укрепила в нас веру в победу. Еще не скоро кончится война, но непременно победим мы!

Я буду, как и до сих пор, твердо переносить все лишения и трудности.

7 ноября Ленинград был украшен лозунгами, красными флагами. Даже на трамваях развевались флажки, звучала музыка. Демонстрации только не было. Вечером вместе с Женей в кинотеатре «Форум» смотрели замечательный фильм «Депутат Балтики».

20 ноября. 

Теперь часто бывают легкие морозы. Нева замерзает. Воздушные тревоги по нескольку раз в день. Продуктов на эту декаду выдадут еще меньше. Хлеба — 125 граммов на сутки. В столовой за суп вырезают из карточки талон «25 грамм крупы», за кашу — «50 грамм крупы», за котлету — «50 грамм мяса». Словом, пять дней декады можно кушать по тарелке супа в день, а другие пять дней — по котлетке без гарнира. Мы с Женей живем вместе, у нее в общежитии.

Занимаемся по четыре часа в день. Лекции посещаю аккуратно, все записываю. Понемногу готовлюсь к сессии. В институте еще не топят.

Мы с Женей чувствуем себя, несмотря на трудности, бодро. Хотя, не скрою, иногда и унываем немножко, но без этого, видимо, не обойтись. От недостатка питания здоровье начало сдавать. И у Жени, и у меня на теле появились нарывы — это от худосочия.

Вчера смотрели кинокартину «Маскарад».

8 ноября 1941 года.

…Спасибо, дорогая мамочка, за то, что ты пишешь такие бодрые письма. Они поднимают дух и придают новые силы. Ты ведь всегда была настоящей советской женщиной. Поздравляю тебя с выдвижением на премию за отличную работу и помощь бойцам Красной Армии. Я, мамочка, тоже стараюсь быть впереди. Вот уже два месяца я являюсь бойцом санитарной команды. Два раза в неделю в течение суток наша команда дежурит в институте…

Мамочка, меня избрали комсоргом факультета. Работы хватает. Подписалась на заем — на 50 рублей. В ночь с 6 на 7 ноября я несла почетную вахту: дежурила на вышке института (а во время тревоги — на чердаке). Приятно, что доверили такой важный пост.

Фашистские звери пытались помешать нам праздновать 7 ноября. Но это им не удалось. Наши зенитчики отогнали немецкие самолеты от города. Артиллерийский обстрел тоже не дал гитлеровцам ожидаемого результата. Обстановка, в которой вот уже два месяца находимся мы, ленинградцы (я, мамочка, уже считаю себя ленинградкой), научит всему: и терпению, и выдержке, и спокойствию. Я тебе, мамочка, даю комсомольское слово, что буду спокойной до конца, буду твердо переносить все трудности и лишения. Уверена, что наши победят, выгонят проклятых фашистов и мы встретимся и заживем снова вместе.

Ты, мамочка, всегда понимала меня и сейчас поймешь, мы с тобой люди одного склада.

10 ноября. 

Стипендии мне вполне хватает. Мамочка, деньги твои получили. Большое спасибо. Мы их бережем. Женя купила мне рейтузы, а себе свитер бумажный. Я купила себе калоши на венском каблуке, ботинков не могла найти. Мамочка, Женя носит твой костюм. В нем она еще больше на тебя похожа.

Мы вам готовим подарки. Папе купили хорошее портмоне и копим папиросы. Маме копим чай (нам дают двенадцать с половиной граммов чая в месяц, а на двоих — 25 граммов). Папа, почему ты молчишь? Совсем забыл своих дочек.

Мамочка, несмотря на все трудности, которые приходится здесь переносить, я ничуть не раскаиваюсь, что уехала учиться. Только ты не скучай. Береги себя и папу. За меня и Женю не беспокойся: мы постоим друг за друга. Я буду беречь Женю: ведь она слабее меня.

Ну пока до свидания, мои милые. Хочется вам написать много-много, но мысли бегут так быстро, что не успеваешь писать. Встретимся — поговорим обо всем. Целую крепко, крепко.

Марта. 

23 декабря. 

…Занятия у меня в институте идут регулярно. Сессия начнется 1 января. До 27 января надо сдать четыре экзамена и четыре зачета. Беда еще, что ни в институте, ни в общежитии нет электричества, и когда будет — неизвестно. Энергия сейчас нужна, как никогда, военной промышленности.

…Поздравляем вас, наши любимые, с Новым годом! Желаем вам весело встретить его и провести елку. Пусть этот год принесет нам победу над фашистами и нашу прежнюю счастливую жизнь! Наши дорогие, будьте стойкими и терпеливыми: скоро кончатся страдания и лишения, которые принесли нашей стране гитлеровцы.

Вот уже четыре месяца немцы рвутся к Ленинграду. Но ничего у них не выходит и не выйдет. Ленинградцы стоят насмерть. Мы радуемся, что немцев теперь крепко бьют и под Ленинградом. У всех здесь одно желание: только бы пережить эту проклятую блокаду, только бы не подвело здоровье!

 

Правда, 1972, 8 мая.

 

На этом обрываются записи в дневнике Марты Сизовой. В осажденном городе, собрав всю свою волю, она успешно закончила зимнюю экзаменационную сессию. В 1942 году институт эвакуируют. Под огнем вражеской артиллерии, под беспрерывными бомбежками вместе с подругами Марта прошла по знаменитой «Дороге жизни» и выбралась на Большую землю.

Но силы девушки уже были подорваны. 5 марта 1942 года ее не стало. Ее похоронили в одной из братских могил в Вологде.

В больнице матери Марты Фаине Алексеевне передали противогазную сумку дочери. В ней лежали комсомольский билет, паспорт, зачетная студенческая книжка, дневник и… кусочек сахара, который, как вспоминают очевидцы, выделил Марте из своего скудного пайка один красноармеец, охранявший ладожскую «Дорогу жизни»…

Три пожелтевшие от времени тетради. На обложке первой ровным ученическим подчерком написано: «Мое отрочество». Так назвала свой дневник пятнадцатилетняя Марта Сизова. Она жила в маленьком, тихом городке Лодейное Поле Ленинградской области.

7 ноября 1939 года первая запись в дневнике: «Мне исполнилось пятнадцать лет, и теперь я решила вступить в комсомол. Рекомендацию дают комсорг нашего класса Маруся Смелкова и комсорг училища Михаил Лебедев. Сейчас изучаю Устав. Очень волнуюсь. Вступление в комсомол будет большим событием в моей жизни».

3 августа 1941 года появляется первая военная запись: «Все лето работала в подсобном хозяйстве педучилища, потом — на строительстве оборонительных укреплений. Помогала милиции…» И в каждой записи и письмах к родным — твердая вера в нашу победу, скорую встречу с близкими. Даже тогда, когда хрупкая, истощенная голодом девушка была смертельно больна…

Публикация подготовлена В. Гришиным.

Об авторе

admin administrator

Кировская область, Свечинский район, пгт. Свеча

Оставить ответ