Переход от «военного коммунизма» к нэпу в первую очередь предусматривал изменения в сельскохозяйственной политике партии и советского правительства: были предприняты меры, нацеленные на получение максимального количества продуктов питания за счет предоставления новых стимулов крестьянству. Декрет Совнаркома от 28 мая 1921 года установил значительно щадящий хлебный налог — 240 миллионов пудов (вместо 423 миллионов пудов по разверстке 1920 года).
Однако эти расчеты не оправдались: сильная засуха, стоявшая два года подряд в хлебородных губерниях страны, опустошила большую часть Поволжья. Например, в сообщениях, которые поступали в 1921 году из Симбирской губернии, говорилось: «Голодающие питаются березовыми сережками, корой деревьев и желудями. Но есть такие, которые ничего не имеют, так как сережки, лебеда и желудевая мука — это пища состоятельных людей». В деревнях отмечались даже случаи людоедства.
Писатель М. Осоргин писал по этому поводу, что «людоедство стало обыденным явлением. Ели преимущественно родных, в порядке умирания, кормя детей постарше, но не жалели грудных младенцев, жизни еще не видевших, хотя в них проку было мало. Ели по отдельности, не за общим столом, и разговоров об этом не было».
Из представителей интеллигенции создавались группы, которые отправлялись в голодающие районы для оказания помощи населению. Участник такой группы Ю. Максимов вспоминал, что в более «легких случаях», когда дело еще не доходило до людоедства, «при встречах друзей и знакомых на вопрос: «Как ваше здоровье?» в лучшем случае обычно отвечали: «Ничего, слава Богу, худею», а в худшем: «Плохо, начал пухнуть».
Из Тамбовской губернии писали: «Кругом, на сто верст, сильный голод. Ходят милостыню просить, но подать некому. У многих ничего не сеяно и озимых нет. Продают свои последние вещи и инвентарь, и скот, которое все не ценится, и покупать некому. Государство понемногу дает семена слабым, но этого слишком мало… Большая ненависть и зло к тому, у кого хлеб есть».
Когда в конце июня 1921 года в Москву стали поступать известия о страшном голоде, группа общественных деятелей обратилась к властям с предложением просить помощи за границей. Масштабы надвигающейся катастрофы заставили советское правительство согласиться на это предложение. Был издан декрет о создании Всероссийского комитета помощи голодающим в составе 60 человек. В него вошли Л. Б. Каменев (президент Комитета), А. И. Рыков, А. В. Луначарский, Л. Б. Красин, М. Горький, два бывших министра Временного правительства — Н. М. Кишкин и С. Н. Прокопович — и много беспартийных интеллигентов. Комитет был призван создавать фонды из добровольных пожертвований и государственных субсидий, собирать запасы продовольствия в России и за рубежом, руководить их распределением.
Число нуждающихся в помощи оценивалось в 10 миллионов человек. Пять месяцев спустя, на 9 Всероссийском съезде Советов, состоявшемся в декабре 1921 года, прозвучала другая официальная цифра — 22 миллиона голодающих (однако из доклада М. И. Калинина ясно, что она занижена по меньшей мере на 5 миллионов). В Сибирь было эвакуировано 100 тысяч жителей из наиболее пораженных засухой районов. Правительство приняло решение освободить от натурального налога крестьян голодающих губерний. В конце года выяснилось, что из 38 миллионов десятин земли, засеянных в европейских губерниях РСФСР, урожай полностью уничтожен засухой более чем на 14 миллионах десятин. Вместо запланированных на 1921 — 1922 годы 240 миллионов пудов продовольственного налога было собрано только 150 миллионов пудов.
1,25 миллионов человек покинули пострадавшие районы и двинулись в направлении Сибири и Украины, большинство этих людей находилось в пути в течение многих недель, а порой и месяцев. По своим масштабам, остроте и серьезности последствий разыгравшийся голод превзошел аналогичное бедствие, постигшее Россию в 1891 — 1892 годах. На декабрь 1921 года в качестве помощи голодающим было собрано 180 тысяч пудов зерна и 600 тысяч пудов другого продовольствия внутри страны. 2380 тысяч пудов (из них 1600 тысяч пудов зерна) поступило из-за границы.
Русская эмигрантская пресса восприняла создание Комитета как свидетельство отчаянного положения Советского государства, которое, как полагали на Западе, больше не могло существовать без помощи буржуазии. Прибывший в Москву британский дипломат пытался установить связь с Комитетом, минуя советское правительство. Иностранные государства довольно наивно рассматривали Комитет как альтернативное правительство, которое в случае свержения советского строя могло бы прийти к власти. «Американская администрация помощи» (АРА) во главе с президентом США Г. Гувером (Советы заключили с ним соглашение об оказании помощи голодающим) тоже рассчитывала использовать программу помощи для ослабления позиций советского правительства и в первую очередь старалась иметь дело с Всероссийским комитетом помощи голодающим. В связи с этим советская власть видела в деятельности Комитета определенную угрозу для себя.
Советское правительство уведомило Комитет о том, что его работа в Москве закончена и теперь его члены должны заняться организацией помощи пострадавшим непосредственно в районах бедствия. Когда многие из членов Комитета отказались выполнять это решение, власть объявила о его роспуске; ведущие деятели Комитета из числа представителей буржуазии были арестованы.
В самом начале своего существования Комитет помощи голодающим получил среди большевиков название «Прокукиш» — от первых слогов фамилий некоторых комитетчиков: «Про» — от С. Прокоповича, «Ку» — от Е. Кусковой (известной либеральной деятельницы), «Киш» — от Н. Кишкина. В. И. Ленин говорил также: «От Кусковой возьмем имя, подпись, пару вагонов от тех, кто ей (и эдаким) сочувствует. Больше ни-че-го».
После ареста участников Комитета «по обвинению в контрреволюционной деятельности» Ленин предлагал: «На сотню ладов высмеивать «Кукиш». Высмеивать и травить не реже одного раза в неделю в течение двух месяцев».
Голод 1921 года унес около 5 миллионов человеческих жизней. Представители прогрессивной западной общественности оказывали бескорыстную поддержку бедствующему населению Страны Советов. За оказание помощи гражданам России Нобелевской премии мира был удостоен знаменитый норвежский полярный исследователь Ф. Нансен.
Весь 1921 год прошел для петроградцев в условиях угрозы голода, которую было невозможно ликвидировать одним лишь законодательным актом о замене продразверстки продналогом. Дневниковые записи и сводки о политических настроениях свидетельствуют о полуголодном существовании рабочих, служащих, представителей интеллигенции. Поэт М. Кузьмин в своем дневнике за 1921 год писал: «27 марта. Обед был скверный. Голодновато… 7 июня. Ели, ели и плохо. Какое-то тухлое масло. Овсяная каша, как жеваная. Везде смех и анархия, голод, чума и тому подобное… 7 июля. Пошли отыскивать хлеб… 2 августа. Впроголодь… 10 августа. В доме ничего нет, только молоко… 21 августа. Ели картошку с американским салом, от которого скоро меня начнет тошнить… 1 октября. Хлеба нигде нет».
Летом 1921 года органы политического контроля зафиксировали возмущение питерцев по поводу плохого снабжения города продуктами питания: «ужасно, голод опять вернулся, 18-й год опять — одни селедки»; «вот наша пища — селедки и невская вода»; «недавно варили суп с тюлениной, но этого уж горожане не вытерпели и устроили скандал».
В то же время лидер меньшевиков Ю. Мартов в частном письме, не предназначенном для публикации, писал незадолго до своего отъезда в эмиграцию: «Что касается коммунистического сословия, то его привилегированное положение почти неприкрыто, или, лучше сказать, менее скрыто, чем в прошлом году. Такие люди, как Рязанов, Радек, Рыков, которые раньше воевали против неравенства, теперь не скрывают на своих столах белый хлеб, рис, масло, мясо, бутылку неплохого вина или коньяка. Карахан, Каменев, Бонч, Демьян Бедный, Стеклов и другие просто наслаждаются жизнью. Только Анжелику (Балабанову), Бухарина и Чичерина из звезд первой величины все еще можно отметить за их простоту нравов».
Об авторе