Архив категорий Северная Семирамида

1776 год принес несчастье в семью императрицы: 15 апреля скоропостижно скончалась жена великого князя Наталья Алексеевна. Она вынашивала ребенка, который умер в утробе матери, что привело к заражению крови. Запоздалые попытки врачей спасти жизнь великой княгини оказались безуспешными. Распространялись слухи, что Екатерина повлияла на врачей, чтобы те намеренно промедлили с оказанием помощи жене Павла. Собиравшиеся у петербургских лавок обыватели ворчали: «Молодые женщины умирают, а старые бабы живут». Почти никто не сомневался, что самодержица рада уходу из жизни невестки, настраивавшей против нее Павла. Императрица принародно плакала на состоявшемся 20 апреля прощании с телом усопшей, поцеловала ей руку, а затем объявила в стране траур. На следующий день государыня быстро утешилась и в цветном платье, несмотря на траур, поехала в Царское Село отмечать свой 47-й день рождения. В знак торжества прозвучал залп из 101 пушки. Впрочем, на протяжении застолья новых залпов не последовало из уважения к памяти покойной.

Великий князь от переживания по поводу преждевременной смерти супруги заболел лихорадкой. Императрица показала ему обнаруженные в бумагах Натальи Алексеевны тайные любовные записки, адресованные графу Андрею Кирилловичу Разумовскому (сыну последнего украинского гетмана К. Г. Разумовского). Возможно, Екатерина Вторая намекнула сыну, что вовсе не он отец того ребенка, которого вынашивала великая княгиня. После этого великий князь не пришел ни на панихиду, ни на похороны своей умершей жены.

Чтобы Павел Петрович от семейных дел не обратился к политике, императрица быстро нашла для него новую супругу. Выбор Екатерины пал на Софию Доротею Августу Луизу Вюртембергскую, приходившуюся племянницей Фридриху Второму. Оба монарха — русская императрица и прусский король — сочли возможный союз обоюдовыгодным. В июне 1776 года великий князь отправился в Берлин знакомиться с принцессой. Павел Петрович счел Софию очень привлекательной: «Я нашел невесту свою такову, какову только желать мысленно мог: недурна собой, велика, стройна, незастенчива, отвечает умно и расторопно». Невеста получила от русской правительницы подробную инструкцию, как надлежит усмирять вспыльчивого Павла и держаться вместе с ним в стороне от государственных дел. София твердо выразила согласие подчиниться правилам, установленным будущей свекровью, и этим расположила к себе Екатерину. Прибыв в Россию, прусская принцесса приняла православное крещение, получив новое имя — Мария Федоровна.

Свадьба состоялась 26 сентября  1776 года; в декабре следующего года великая княгиня родила  супругу первенца, которого по настоянию императрицы назвали Александром — в честь Александра Македонского и Александра Невского, покровителя Санкт-Петербурга. В дальнейшем Мария Федоровна родила от Павла Петровича еще трех сыновей и шестерых дочерей.

Екатерина заботилась о физическом развитии внуков, но главное внимание уделяла их обучению: «Сперва учить: чтению, письму, рисованию, арифметике… Затем последуют: география, хронология, астрономия и математика, но запрещается принуждать детей твердить много наизусть… Далее история, законы российские, не узнав коих, невозможно знать и порядки, коими правится Россия». Очень важным императрица считала изучение иностранных языков. Детям преподавали минералогию на латыни, зоологию на французском и ботанику на немецком, чтобы они могли достичь в этих языках совершенства. Больше других внуков императрица любила Александра, которого всячески баловала. Но ответного чувства у мальчика не возникло. Исследователи полагают, что одной из вероятных причин этого мог послужить психологический шок ребенка, впервые столкнувшегося с крепостничеством. Воспитатель Александра светлейший князь Н. И. Салтыков и его супруга и свояченица получили известность своими утонченными издевательствами над крестьянами.

Старая Наталья Владимировна, супруга князя, с возрастом полностью лишилась волос и решила, что этого никто не узнает, если она будет держать своего парикмахера взаперти. Сам факт содержания парикмахера взаперти вскоре стал всем известен, но надуманная причина служила для Салтыковой оправданием ее жестокости. Для крепостного парикмахера сколотили деревянный ящик, в котором он проводил круглые сутки, выбираясь из него лишь для того, чтобы водрузить парик на лысый череп хозяйки. В том же ящике он принимал пищу, получая за день несколько кусков хлеба и кружку воды. Пленник деревянного ящика сильно напугал Александра.

Не меньше могли шокировать ребенка разговоры супругов Салтыковых, которые спокойно, и даже со смехом, обсуждали издевательства над крепостными Александры Владимировны Козловской — родной сестры Натальи Владимировны. Козловская за малейшую провинность жестоко избивала или травила собаками своих крестьян. Одной из крепостных девок, которая на свою беду отличалась особенной красотой, Козловская «вложив пальцы в рот, разодрала губы до ушей».

Екатерина Великая не обращала внимания на подобные происшествия, поскольку была обязана Салтыкову появлением нового любовника. В обход Потемкина Салтыков подыскал для государыни молодого фаворита — князя Платона Александровича Зубова и пользовался благодарностью и императрицы, и самого Зубова. В качестве вознаграждения Салтыков получил 6 тысяч душ крепостных и «придворное содержание» в 20 тысяч рублей.

Юный Александр под воздействием свободолюбивых идей второго своего воспитателя — Фредерика Сезара де Лагарпа, возненавидел «рабство». Бездействие Екатерины он считал постыдным. По свидетельству князя А. Чарторыжского, «русский князь, будущий преемник Екатерины, ее внук и любимый ученик… отрицал и ненавидел убеждения своей бабки, отвергал недостойную политику России, страстно любил справедливость и свободу».

Однако Екатерина Алексеевна полагала, что Александр считает ее безупречной и станет подражать ей в своей политике, когда придет его время занять российский трон. Кроме того, Екатерина Вторая планировала освободить Грецию — родную землю православия — от турецкого ига и сделать ее правителем своего второго внука, Константина, родившегося в 1779 году. Тогда крупнейшими государствами православного Востока будут править два единоутробных коронованных брата, и русский народ станет как бы старшим братом по отношению к греческому. Сама идея назвать второго внука Константином исходила от императрицы: по ее замыслу ему должен был подчиниться Стамбул. Замыслы Екатерины Второй полностью поддерживал ее бывший фаворит князь Потемкин, который до самой смерти (в 1791 году) строил смелые внешнеполитические проекты. Идея союза русской и греческой монархий легла в основу Восточной системы — нового ориентира в российской внешней политике, заменившего проанглийскую Северную систему Панина.

Екатерина Вторая изменила облик столичной аристократии. Не зря 1770 — 1780-е годы часто называют «золотым веком российского дворянства». Правящий класс решительно менял свои привычки. Прежде всего, высший свет стал более европеизирован. Екатерина настойчиво распространяла мысль о том, что ее «дед», Петр Великий (с некоторых пор она смело называла себя внучкой первого российского императора), прорубив окно в Европу. Но «доекатерининская» Россия напоминала Европу лишь платьем и пышными балами.

Императрицу возмущало традиционное для россиян раболепие перед стоящими выше на иерархической лестнице. Сама государыня сравнивала свой выход к подданным с появлением «медузиной головы»: привыкшие к деспотическому обращению и насмешкам со стороны монарха дворяне «каменели» перед правящей особой, тогда как Екатерина стремилась сделать общение с подданными непринужденным, а соблюдение субординации — не исключающим возможности оживленного разговора и даже вежливого спора. Известен случай, когда императрица наградила статс-секретаря А. В. Храповицкого усыпанной бриллиантами табакеркой за его нелестное замечание в ее адрес. Храповицкий позволил себе критически заметить в присутствии императрицы, чем-то сильно разгневанной, что «зря матушка расходилась». Екатерина Алексеевна услышала его слова, вызвала к себе в кабинет и вначале сурово отчитала, чтобы впредь не смел так говорить о ней в присутствии других, но затем вручила ему табакерку и уже спокойно посоветовала: «Если заметите мою неосторожность, не выражайте явно своего неудовольствия и не высказывайте замечаний, но раскройте табакерку и понюхайте; я сейчас пойму и удержусь от того, что вам не нравится».

Государыня своим примером демонстрировала подданным, что подлинный аристократ должен относиться без спеси к низшим и без раболепия к высшим. По ее мысли, это давало возможность дворянам выработать, правильно сформулировать свое мнение и донести его до сведения монарха. Чтобы добиться перемены в поведении подданных, императрица стремилась изменить их мышление. Екатерина Вторая разделяла идеи философов-просветителей, полагавших, что раскрытию личных качеств человека способствует просвещенность и утонченность вкуса.

Своих придворных охарактеризовала сама Елизавета: «все были невеждами: можно было побиться об заклад, что лишь половина общества еле умела читать, и я не очень уверена в том, чтобы треть умела писать». Безусловно, это замечание не полностью соответствует действительности. Однако нельзя не отметить, что потребность в оценке произведений искусства и философских теорий появилась у значительной части дворян именно в екатерининское время. Распространилось убеждение, что только человек, обладающий такой потребностью, может считаться настоящим дворянином и принимать участие в государственных делах, приносить пользу высшей власти.

Взгляды императрицы разделяли многие. Например, защитник дворянских прав и вольностей князь М. М. Щербатов нередко высказывал даже более радикальные идеи. Он добивался для дворян новых привилегий, но и требования к ним предъявлял чрезвычайно высокие: дворянский титул нужно отрабатывать на государственной службе. Если же дворянин не обладает ученостью, деловитостью и эстетическим чувством,  то его надо лишить дворянского звания.

Другой поборник дворянской вольности, поэт А. П. Сумароков, высказывался более критично:

Какое барина различье с мужиком?

И тот, и тот — земли одушевленной ком.

И если не ясней ум барский мужикова,

То я различия не вижу никакого.

«Золотой век» русского дворянства отличает гротескное смешение старого и нового. Многие ценители искусства оставались угнетателями по отношению к своим крепостным. Например, пензенский помещик Николай Еремеевич Струйский коллекционировал орудия пыток и проверял их действие на своих крестьянах. В историю же он вошел как несостоявшийся поэт и близкий друг художника Ф. С. Рокотова, написавшего портрет второй жены Струйского, Александры Петровны, одной из самых красивых русских женщин 18 столетия. 

В это время появляется мода покровительствовать наукам и искусствам, окружать себя прекрасными вещами, создавать богатые коллекции. Представители столичной и провинциальной знати заводили частные библиотеки, включавшие сочинения как отечественных, так и иностранных, преимущественно французских, авторов. Многие дворяне по примеру царицы сами брались за перо.

Екатерина Вторая не скрывала своего раздражения показным «европейством». На балы и маскарады она тратила меньше средств, чем ее предшественница — «веселая Елисавет». Граф Н. И. Панин часто жаловался друзьям на скупость императрицы, которая не любит устраивать пышных пиров. Несмотря на это, Екатерина все же любила балы и маскарады, хотя и уделяла им мало времени. Одаренная от природы красивой фигурой, императрица любила подчеркивать ее, одеваясь на маскарадах в мужскую одежду. Женские платья той поры выгодно выделяли и узкую талию, и пышный бюст, но облегающий мужской костюм давал возможность показать все достоинства фигуры и стройность ног. На маскарадах Екатерина Вторая долго затмевала придворных дам. И все же Панин дал Екатерине верную характеристику. Она действительно отличалась экономностью, граничащей со скупостью, особенно в отношении пиров. Сама она обычно съедала на обед скромный кусок говядины с соленным огурцом и никаких изысканных кушаний готовить себе не приказывала.

Богатейшим аристократам приходилось мириться с нравами государыни. Роскошные пиры они устраивали в частных имениях. Чтобы торжество казалось более пышным, к застольям приглашалось большое количество гостей. Допускались даже простые горожане. Пиры напоминали спектакль, в котором каждому блюду отводилась своя роль. Званые обеды и ужины состояли из нескольких «перемен». Первая обычно включала супы и похлебки (до 12 видов), вторая — салаты, соусы и сотни разнообразных закусок: соловьиные языки, «селедочные щеки», рулады из кроликов, голубятина с раками, окуни с ветчиной и так далее. В третью подавали жаркое: фазаны с фисташками, куропатки с трюфелями, мясо дикой козы и так далее.

По большим праздникам дворяне созывали простой народ, выносили на улицу жаренных быков с золоченными рогами, устраивали фейерверк. Знатные гости ужинали с хозяином во дворце. Ужин сам по себе порой становился зрелищем: по окончании трапезы звучал гонг, и столы с остатками кушаний уходили под пол через внезапно распахнувшиеся люки.

Обед мог проходить и на свежем воздухе — в саду, искусно украшенном зелеными насаждениями. Кусты образовывали запутанные лабиринты, причудливые галереи, беседки со столами, сервированными дорогой посудой. Нередко в саду устанавливали «обманки» — картины, выполненные крепостными художниками настолько правдоподобно, что издали изображенные на них фигуры казались реальными. Так, гостя, спустившегося по садовому лабиринту к ближайшему пруду, могла ждать «обманка» — обнаженная нимфа, сидящая у воды и расчесывающая волосы.

У князей Безбородко одна из стен столовой по завершению пира отодвигалась, и перед гостями возникал цветник, словно приглашающий отдохнуть после застолья.

Скаредная, когда дело касалось развлечений, императрица демонстрировала щедрость в тех случаях, когда требовалось вознаградить кого-либо за верность. За 1760-е годы государыне удалось окружить себя множеством способных людей, которым она давала ответственные или опасные поручения. Многие из таких преданных слуг трудились бескорыстно.

Одно из доверенных лиц Екатерины Второй — Яков Сиверс, в 1764 году поставленный губернатором Новгородской губернии, самой большой в империи. Расположенная на границе с Польшей, Финляндией и Швецией, эта губерния играла важную роль как в хозяйственном, так и в геополитическом смысле. Здесь находились древнейшие центры русских промыслов и национальной русской культуры — города Великий Новгород, Копорье, Ладога, Архангельск. Но, несмотря на свое значение, край оставался неизученным и управлялся плохо.

Перед назначением губернатора императрица провела конкурс, в котором участвовали 30 претендентов на эту должность. Екатерина остановила свой выбор именно на Сиверсе. Изучив экономическую науку в Англии, он зарекомендовал себя блестящим управленцем в России, неоднократно предлагал проекты по бескровному усмирению мятежей среди крестьян и рабочих, справедливо критиковал недостатки российской экономики. Реально оценивая ситуацию в России, Сиверс не предлагал отменять крепостное право, однако выступал против чрезмерного оброка, неограниченных повинностей и так далее.

Сторонник роста промышленности, Сиверс в то же время отвергал индустриальную гонку, признаки которой в России уже отмечались в 18 веке. Молодого губернатора возмущало, что некоторые заводчики требуют от крепостных добывать угля втрое больше, чем можно реализовать. Перепроизводство, считал он, неразумно, кроме того, жестоко по отношению к рабочим. Сиверс составил карту Новгородской губернии, провел изучение ее ресурсов, выяснил условия жизни местного населения, развернул в крае обширное каменное строительство, а в годы пугачевского бунта сумел удержать народ от волнений. Позднее, в 1775 году, императрица вызвала Сиверса из Великих Лук, где он принимал меры по борьбе с чумой, в Петербург, чтобы совместными усилиями спланировать губернскую реформу.

Однако главную роль во внешней и внутренней политике России играли те приближенные государыни, которые были ее фаворитами. На вторую половину 18 века приходится расцвет фаворитизма в России. Екатерина Вторая знала, что нравится мужчинам и использовала свое обаяние, чтобы направлять их обожание в необходимое для управления государством русло. Наиболее перспективные и полезные для государства личности, к которым императрица испытывала интерес, награждались ее любовью. По этому поводу Екатерина заявляла: «Изучайте мужчин, учитесь пользоваться ими, (…) идите даже на край света в поисках истинно преданных людей».

Почти 10 лет фаворитом государыни оставался генерал-лейтенант Григорий Орлов, но его непостоянство и дерзкое поведение привели к охлаждению их отношений. В начале 1770-х годов Екатерина отдалила от себя Орлова, но так и не сумела справиться со своими чувствами к нему, о чем знали все ее последующие фавориты.

Брат Григория Орлова — Алексей — никогда не состоял в фаворитах государыни, хотя молва упорно приписывала им общего ребенка, которому будто бы дали фамилию Чесменский. А. Г. Орлов сделал блестящую карьеру при дворе, а затем уединился в своем имении, где вывел новую породу лошадей — знаменитых орловских рысаков.

В 1773 году его место занял Григорий Потемкин, самый талантливый из помощников, которые когда-либо окружали императрицу. Много лет при решении ряда государственных вопросов она опиралась на поддержку Потемкина. Граф, а затем и князь, Потемкин приобрел огромную власть, которой часто пользовался в личных интересах, запугивая придворных интриганов и умножая свое состояние. Он оставался при государственных делах до конца жизни, но в последние годы не состоял в числе фаворитов государыни. Очередных любовников для императрицы Потемкин находил сам. С 1776 по 1786 год Екатерина сменила семерых, но ни с одним, по ее собственному признанию, не испытала настоящего счастья.

В их число входили: П. В. Завадовский (с ноября 1776 года по июль 1777 года), С. Г. Зорич (с июня 1777 года по июнь 1778 года), И. Н. Корсаков (в 1778 — 1779 годы), А. Д. Ланской (с апреля 1780 года по июль 1784 года), Мордвинов (май — июль 1781 года); А. П. Ермолов (с февраля 1783 года  по июнь 1786 года), А. М. Дмитриев-Мамонов (июль 1786 — ноябрь 1789 года) и П. А. Зубов (с июля 1789 года по ноябрь 1796 года). Платон Зубов не был найден для государыни Потемкиным, но «попал в случай» благодаря личным стараниям и помощи графа Н. И. Салтыкова. Некоторые историки полагают, что список любимцев императрицы был гораздо длиннее (туда небезосновательно заносят В. Я. Левашова, Н. П. Высоцкого и других), но прочие фавориты ничем особенным себя не проявили.

Фаворитизм при Екатерине Второй резко изменился по сравнению с предшествующей эпохой. Ничего подобного «бироновщине», как во времена Анны Иоанновны, в годы правления Екатерины Второй не наблюдалось. Императрица не позволяла своим избранникам оказывать влияние на политику. Даже Потемкину она доверяла лишь отдельные сферы государственного управления, при этом самый влиятельный из ее любовников оставался подотчетным государыне. Единственное, что она прощала своим любимцам, казнокрадство, власть же она ревностно оберегала.

Александр Сергеевич Пушкин, изучавший историю России, оценивал екатерининскую эпоху в целом негативно. Ему принадлежат строки, характеризующие императрицу Екатерину Алексеевну не слишком лестно:

Старушка милая жила

Приятно и немного блудно,

Вольтеру первый друг была,

Наказ писала, флоты жгла…

Некоторая неточность его характеристики заключается в том, что русская царица писала «Наказ» и «флоты жгла» в ранний период своего правления, когда была молодой и энергичной, способной пойти на большую политическую игру. Слова «старушка милая» явно относятся к последним годам ее царствования.

Годы заговоров и бунтов делят царствование Екатерины Второй на два периода, которые заметно отличаются друг от друга. Со второй половины 1770-х годов одинокая и уставшая от постоянных забот о судьбе страны императрица управляет государством иначе. В тоже время в ее решениях прослеживается определенная закономерность, ее новые идеи в определенной степени продолжают развивать прежние проекты.

Наступившее для страны с середины 1770-х годов мирное время императрица использовала для дальнейшей работы над российским законодательством. Немного позже самодержица назвала этот период своей деятельности эпохой «законобесия». В первую очередь Екатерина Вторая приступила к административной реформе. Из крестьянской войны 1773 — 1774 годов императрица вынесла один урок: оказалось, что существующая система управления на местах (в губерниях) совершенно не отвечает потребностям государства, в частности не в состоянии контролировать народные волнения.

Екатерина Алексеевна приняла решение перестроить систему управления на местах и изменить административно-территориальное деление империи, существовавшее с петровских времен. Государыня, хотя и заявляла, что во всем подражает Петру Великому, в действительности многое переделывала за своим предшественником, который часть начатых им преобразований либо не довел до конца, либо завел в тупик, поскольку действовал иногда слишком поспешно и необдуманно.

Реформа была закреплена указом «Учреждение о губерниях», принявшем силу закона 7 ноября 1775 года. В нем провозглашалось, что страна отныне делится на 50 губерний, во главе каждой из которых стоит губернатор. «Учреждением» вводилась должность генерал-губернатора, управлявшего несколькими соседними губерниями и командовавшего размещенными в них войсками. Губернии подразделялись на уезды, возглавляемые капитанами-исправниками (иначе — земскими исправниками).

«Учреждение» регулировало также местную судебную систему. Высшая судебная власть в губерниях принадлежала судебным палатам: гражданской и уголовной, которым подчинялся верхний земский суд, губернский магистрат и верхняя земская расправа.

Верхний земский суд занимался делами дворянского сословия, проживающего в губернских городах. Для дворян из уездных городов существовал уездный суд, подчиненный верхнему. Губернский магистрат рассматривал дела посадских людей из губернских городов. Для горожан из уездов был создан городовой магистрат. Верхняя земская расправа занималась делами государственных крестьян (если государственные крестьяне числились не за губернским городом, а за уездным, то их судила нижняя земская расправа). Таким образом, екатерининские суды являлись сословными и, кроме того, выборными.

Высшим судебным органом всей империи становился Сенат. Такая вертикаль судебной власти в значительной степени закрепляла права дворянства. Но этого оказалось недостаточно для упорядочения дворянской иерархии, поскольку в России того времени «дворянство усиленно уходило из службы в деревню и нуждалось в новой организации — сословной. Ее дала дворянству Екатерина Вторая».

Дворянство 18 века сформировалось из служилого сословия допетровской Руси. Знатность человека в древнерусском государстве определялась его происхождением, а начиная  с 14 века — еще и давностью службы его предков великим московским князьям. Бояре входили в класс аристократов главным образом благодаря своей родовитости, хотя из этого правила существовали исключения (например, род Бориса Годунова). Дворяне же происходили из служилого сословия. Эта часть русской аристократии изначально отличалась крайней неоднородностью, которая после Петровских реформ еще более увеличилась.

Преобразования Петра Великого привели к окончательному распаду боярского сословия. На смену ему  пришли дворяне, число которых значительно возросло благодаря участию в управлении государством большого числа инициативных, умных и энергичных людей незнатного происхождения. К середине 18 века дворянство включало в себя как столбовых дворян, относящимся к древним родам, так и выходцев из простолюдинов, получивших чины в эпоху Петровских реформ.

Помимо этого дворяне не были едины и по своим убеждениям. Часть из них отстаивала консервативные взгляды начала 18 века. В соответствии с ними дворянство, особенно родовитые его представители, имело право отказаться от государственной службы, которую прежде обязывалось нести за пожалованные ему привилегии. Другая часть дворянства предпочитала занимать активную деятельную позицию в обществе. Екатерина Вторая разделяла именно этот, второй, взгляд на призвание дворянства, но вынужденно отстаивала интересы всего сословия, с помощью которого ей удалось занять российский трон.

Государыня закрепила положения манифеста о дворянской вольности, подготовленного ее покойным супругом Петром Третьим, в Жалованной грамоте дворянству от 21 апреля 1785 года, где объявила: «Подражая примерам правосудия, милосердия и милости в Бозе почивающих, российский престол украсивших и прославивших предков наших и движимы будучи собственною нашею матернею любовию и отличною признательностию к российскому дворянству, по благоразсуждению и изволению нашему императорскому повелеваем, объявляем, постановляем и утверждаем в память родов для пользы российскаго дворянства службы нашей и империи следующия статьи на вечныя времена и непоколебимо».

Дворяне освобождались от телесных наказаний, обретали право неограниченной собственности на землю и природные ресурсы (воду, леса, недры), получали возможность заниматься любым родом коммерции или мануфактуры. Сословные дворянские учреждения приобрели расширенные полномочия. В интересах высшей аристократии вводился имущественный ценз при избрании на выборные должности.

Дворянство впервые в русской истории получило наименование «благородного сословия». Лишить дворянина звания мог только Сенат, решение которого подлежало утверждению резолюцией императрицы. Грамота запрещала конфискацию имущества осужденных дворян.

Право на владение крепостными Екатерина Вторая обошла в этом акте молчанием. Она закрепила за дворянами привилегию свободно распоряжаться имуществом, что предполагало также и полную власть над зависимыми крестьянами или рабочими. Но открыто о крепостном праве в Жалованной грамоте не говорилось. Позже многие из приближенных Екатерины Второй утверждали, что видели среди бумаг императрицы листы с черновыми набросками проекта Жалованной грамоты крестьянам, в которых содержался тезис об отмене крепостного права. Однако Российское государство еще не было готово к подобным изменениям.

В то же самое время Екатерина Вторая закрепила и права наиболее активной и полезной для государства части общества — «третьего сословия», то есть горожан, из среды которых вышла русская буржуазия. 21 апреля 1785 года императрица подписала Жалованную грамоту городам.

Этот документ утверждал статус отдельных категорий городского населения и регулировал деятельность городского самоуправления. Грамота предписывала создание новых выборных учреждений, существенно расширяла круг избирателей. Городское сословие делилось на шесть разрядов на основании имущественных и социальных различий.

К первому относились «настоящие городские обыватели» — владельцы недвижимости из дворян, чиновников, духовенства. Второй представляли купцы трех гильдий. Третий — записанные в цехи ремесленники. Иностранцы и иногородние зачислялись в четвертый. Пятый включал «именитых граждан». За прочими горожанами закреплялось название «посадские люди» (основное занятие — промыслы), которых зачислили в шестой. Третий и шестой разряды оказались наиболее многочисленными. Лица, относившиеся к ним, получили название мещан (от искаженного украинского слова «горожане»).

Представители всех шести разрядов получили право раз в три года участвовать в выборах в местные органы самоуправления (общую городскую думу и городовой магистрат), а также избирать городского голову, который при участии гласных (депутатов) общей городской думы формировал шестигласную думу — исполнительный орган управления.