Архив категорий Гражданская война

После февральских событий 1917 года Временное правительство спешно арестовало российского императора Николая Второго и с 9 марта по 14 августа 1917 года содержало его в Александровском дворце (Царское Село) вместе с ближайшими родственниками: супругой — императрицей Александрой Федоровной, дочерьми Ольгой, Татьяной, Марией и Анастасией, сыном Алексеем.

В дальнейшем по мере роста революционного настроения в России (и в особенности в Петрограде) Временное правительство вынесло решение о переводе царской семьи на новое, более безопасное место.

Наиболее удобным местом для содержания императора и его семьи после продолжительных споров был определен город Тобольск, причем власти согласились на перевозку в Сибирь не только личных вещей Романовых, но и необходимой мебели. Вместе с царем разрешили ехать и людям из числа дворцовой обслуги, добровольно изъявившим желание сопровождать царя. Глава Временного правительства А. Ф. Керенский, проявив сочувствие к арестантам, позволил Николаю незадолго до намеченного отъезда проститься с братом — великим князем Михаилом Александровичем, которого лично привез во дворец. (Из Царского Села князя Михаила почти сразу отправили в ссылку в Пермь.)

14 августа Романовы и их дворцовая обслуга сели на поезд с вывеской «Японская миссия Красного Креста» и в седьмом часу утра тайно выехали из Царского Села. Вооруженный конвой, который одновременно выполнял функции охраны императорской семьи, отправился следом на втором составе. Численность конвоя составляла 344 человека (включая 7 офицеров). Во избежание провокаций, по решению Временного правительства, на узловых станциях вдоль маршрута следования поезда «японской миссии» создавалось военное оцепление.

Поскольку составы шли на полной скорости, то уже 17 августа оба поезда достигли Тюмени, откуда Романовы и те, кто их сопровождал, отправились в Тобольск водным путем на трех пароходах. Для проживания семьи была выделена бывшая резиденция здешнего губернатора, заранее подготовленная к прибытию важных персон.

Покидать дом Романовым воспрещалось, за исключением посещения церкви Благовещения. От губернаторского дома ее отделял лишь бульвар, поэтому власти разрешили царю и его домочадцам регулярно посещать богослужения. В пределах резиденции за передвижениями и действиями Романовых никто не следил, благодаря чему в доме быстро установилась спокойная атмосфера и  царь поверил в благополучный исход всех его злоключений. 

Между тем пришедшие к власти в октябре 1917 года большевики озаботились судьбой императорской фамилии. Несмотря на то что среди противников новоиспеченного советского правительства не было почти ни одного монархиста, многие члены партии сочли необходимым перестраховаться и, как озвучил эту мысль В. И. Ленин, не оставлять врагам «живое знамя». В апреле 1918 года после бурных дебатов большевики поставили точку в этом вопросе: Президиум ВЦИКа четвертого созыва вынес решение о проведении суда над Романовыми, для чего всю семью требовалось в кратчайшие сроки перевезти в Москву.

Уже 22 апреля 1918 года царя с домочадцами и пятью слугами под вооруженным конвоем из 150 человек поездом доставили из Тобольска в Тюмень, а 30 апреля — в Екатеринбург, где временно (до конца июля) разместили в особняке, прежде принадлежавшем горному инженеру Н. И. Ипатьеву.

Вопрос о других царских родственниках был решен гораздо раньше. 13 июля в Перми большевики казнили младшего брата царя Михаила, а в ночь с 17 на 18 июля в Алапаевске подверглись расстрелу еще  18 членов императорского дома, тела которых после казни были сброшены в шахту: в числе убитых — великая княгиня Елизавета и великий князь Сергей Михайлович. (Несколько позднее, 28 января 1919 года, в Петропавловской крепости встретили свой насильственный конец два великих князя — Дмитрий Константинович и Николай Михайлович.)

Уральский областной совет, обеспокоенный отсутствием приказов из Петрограда относительно царской семьи, в начале июля 1918 года направил в столицу военного комиссара Исая Голощекина (Филиппа). Вероятно, СНК и ВЦИК постановили казнить арестантов, но документы, которые могли бы прямо указать на этот факт, не найдены. На заседании 12 июля Уралсовет утвердил резолюцию о расстреле Романовых и способе уничтожения трупов, о чем 16 июля известил через Г. Е. Зиновьева власти в Петрограде. Спешку, в которой принималось столь ответственное решение, сами уральские большевики объясняли «военными обстоятельствами»: к Екатеринбургу приближался Чехословацкий корпус и колчаковцы (белогвардейцы действительно взяли город спустя восемь дней после казни царя).

16 июля 1918 года, в 23 часа 30 минут к Ипатьевскому дому прибыли особо уполномоченные от Уралсовета, ознакомившие начальников охраны П. З. Ермакова и Л. М. Юровского с принятым решением. Охранники разбудили арестантов и сообщили им, что их переводят в подвал в связи с опасностью обстрела особняка наступающими войсками «белых». После того как Романовы и их слуги — всего 11 человек — оказались в угловой подвальной комнате, Юровский зачитал им решение Уралсовета, после чего достал наган и вместе с другими охранниками открыл огонь (двое из команды, осуществлявшие казнь, стрелять в детей отказались).

Около часа ночи, уже 17 июля, все члены императорской семьи и их слуги были мертвы. Охранники на носилках убрали трупы, погрузив их на машину, и в 3 часа утра вывезли за город к месту захоронения — затопленной шахте в Коптяковском лесу (так называемой Ганиной яме). Юровский и его люди добрались сюда ближе к рассвету; трупы раздели догола (чтобы на телах не осталось крестов, украшений и других опознаваемых предметов) и сбросили в шахту. Однако принятых мер местным большевикам показалось недостаточно: 18 июля Ермаков с помощниками вновь приехал к Ганиной яме и спускался туда на веревке, чтобы извлечь тела убитых. Стремясь полностью исключить возможность опознания трупов, Ермаков приказал плеснуть на них серной кислотой, а затем сжечь на костре, предварительно облив керосином.

Впоследствии занявшие город белогвардейцы обнаружили в подвале Ипатьевского дома следы от пуль на стенах, а также следы от пуль и штыковых ударов на полу: расстреливаемые метались по комнате, а затем их, тяжело раненных, добивали на полу. Однако тел около особняка найти не удалось — ни в пруду, ни в саду, ни на братском кладбище, находящемся неподалеку. Адмирал А. В. Колчак поручил своему офицеру Н. А. Соколову провести специальное расследование и найти захоронение. Сделать это не удалось, однако материалы, собранные Соколовым и сохраненные им во время бегства из России (в США), спустя много лет (в 1990-х годах) помогли отчасти восстановить истинную картину.

В 1977 году ипатьевский особняк был снесен по приказу первого секретаря Свердловского обкома КПСС Б. Н. Ельцина, позднее объяснившего свой поступок тем, что ему «тогда было рано» идти против директив сверху. Уже будучи президентом России, Ельцин присутствовал на торжественной церемонии перезахоронения царской семьи. Русская православная церковь причислила Романовых к великомученикам и на месте ипатьевского дома в память о казненных построила Храм Во Имя Всех Святых на Крови и часовню во имя Святой Елизаветы.

***

Рассматривать страшную братоубийственную «мясорубку» Гражданской войны с точки зрения современной этики бессмысленно. Жестокость и ярость были присущи в этой схватке обеим сторонам. Не стоит и выявлять степень вины «красных» или «белых», сопоставляя факты массовых расстрелов, казней и погромов и относя ее преимущественно лишь к одной из противоборствующих сил. Генерал Л. Г. Корнилов отдал приказ: «Пленных не брать!» И их не брали, поскольку расстреливали на месте. Помощник председателя ВЧК М. И. Лацис на страницах газеты «Известия» давал установку, отменяющую все правила и нормы ведения войны: «Вырезать всех раненных в боях против тебя — вот закон Гражданской войны». И «красные» вырезали пленных и раненых. И «белый» и «красный» террор одинаково чудовищны.

Официально Гражданская война длилась с 1918 по 1922 год. Но на самом деле отдельные ее очаги еще довольно долго «тлели» на территории образовавшегося СССР. В Якутии отряды «белых» и «зеленых» воевали с новыми властями вплоть до 1929 года. На Сахалине «контрреволюционеры» сражались до 1927 года с «красными», а до 1925 года (периодически) еще и с японцами, которые никак не хотели уходить с острова (это имеет непосредственное отношение к вопросу о современных «северных территориях» — основной геополитической  спорной проблеме Российской Федерацией и Страной восходящего солнца).

Японцы ушли с Сахалина не столько благодаря «миролюбивой политике» советского государства, сколько подчиняясь ультиматуму Соединенных Штатов Америки, формально высказавшихся за «сохранение территориальной целостности» России. На самом деле США выступили в данном случае скорее не за СССР (советское государство они официально признали позже всех крупнейших западных держав), а против Японии, своего теперь уже традиционного соперника в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

В горах Крыма отдельные отряды «зеленых» продержались практически весь период нэпа, и местные крымские татары обеспечивали им поддержку (в чем фактически будет отказано советским, «красным» партизанам во время немецко-фашистской  оккупации Крыма). С басмачеством в республиках Средней Азии воевали вплоть до 1932 — 1933 годов.

И все же было бы неверным представлять период Гражданской войны как годы полномасштабной «войны всех против всех» (знаменитый термин Т. Гоббса). На необозримых российских просторах множество людей занимались не только войной, грабежом и насилием, но и повседневными мирными делами. Окраинные, малонаселенные земли монстр братоубийственной войны практически не затронул.

Когда в 1929 году геологи впервые посетили затерянную деревушку в Заполярье, «посланцев с Большой земли» вышел встречать урядник в ветхом царском мундире и с портретом Николая Второго в руках. Все бурные события, случившиеся в России после Февральской революции, прошли мимо этих людей, в одночасье ставших гражданами РСФСР (а кое-кто, сам того не ведая, оказался и «классовым врагом»). Известна судьба отгородившейся от внешнего мира старообрядческой семьи Лыковых, описанная журналистом В. Песковым в серии очерков «Таежный тупик». 

Гражданская война, по разным данным, стоила стране от 3 до 5 миллионов жизней, то есть около 5 процентов населения погибло. К этим цифрам следует добавить значительное количество жертв, появившихся в связи с тем, что в это время активно пожинали свою жатву болезни (тиф, «испанка») и голод, а также действовали многочисленные бандитские шайки, начавшие орудовать на российских просторах сразу после Февральской революции.

Известный советский телесериал «Рожденная революцией» дает крайне отрывочную картину разгула криминала той поры. Преступность времен Гражданской войны по своим масштабам и методам действия превосходит «беспредел» творимый новыми русскими «авторитетами» в 90-х годах 20 столетия.

Москву держали в страхе шайки Селезнева, Гуська, Графчика, Сабана, Краснощекова, Матроса, Донатича, Яшки Кошелькова (его подручные ограбили самого вождя мирового пролетариата), «банда шоферов». В Петрограде бесчинствовали шайки Ваньки Белки, Жорки Александрова и самого «раскрученного» благодаря кинематографу и книгам Леньки Пантелеева.

Следствием Гражданской войны стало появление огромного числа беспризорников. По самым скромным подсчетам, в 1922 году в России насчитывалось 5,5 миллионов брошенных на произвол судьбы детей. Впоследствии органам ВЧК пришлось заниматься и этой проблемой. Фактически у беспризорных была лишь одна альтернатива: или тюремная колония, или исправительно-трудовая «коммуна», воспетая в произведениях А. С. Макаренко.

В связи с Октябрьской революцией и Гражданской войной потеряло Родину поколение русских эмигрантов «первой волны». К декабрю 1924 года в Германии их насчитывалось около 600 тысяч человек, во Франции — около 400 тысяч, в Маньчжурии — более 100 тысяч, в США — 30 тысяч. В целом «великий исход» из России коснулся 25 стран. Поэт З. Гиппиус сказала о феномене этой эмиграции свою знаменитую фразу: «Мы — не в изгнании, мы — в послании».

Но даже в настоящее время мы вряд ли полно и объемно представляем масштаб роковых последствий, постигших Россию в связи с той «первой волной». Возвращение некоторых из эмигрантов (а главным образом их идей и творческого наследия) на Родину во второй половине 1980-х годов наряду с другими обстоятельствами привело к «девятому валу», смывшему с карты СССР — государство, которое возникло в результате долгой и кровопролитной Гражданской войны.

Российский Дальний Восток стал не только ареной противоборства «красных» и «белых» (включая атаманов Б. В. Анненкова и Р. Ф. Унгерна, прозванных за тягу к немотивированному насилию «белыми большевиками»), но и объектом империалистических разногласий между США и Японией. Вместе с тем японские оккупационные силы становились проводником жесткого противостояния политических сил в высших военных кругах. Некоторые представители японского военного командования считали нужным продлить на неопределенное время фактическую аннексию Дальнего Востока. Их оппоненты выступали за сворачивание сухопутных операций, установление контроля над территориями с помощью про японских «белых» военачальников (например, атамана Г. М. Семенова) и подготовку будущего столкновения с главным противником Страны восходящего солнца — США — на море.

Соединенные Штаты Америки уже тогда были заинтересованы в сплачивании всех антияпонских сил на основе соблюдения «демократических» процедур и ритуалов. Поэтому американская сторона не возражала против создания буферного государства в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке и оказывала соответствующее воздействие на представителей  партии эсеров в переговорном процессе. Американцам импонировало также и то обстоятельство, что глава иркутских большевиков А. М. Краснощеков провел много лет в Чикаго. Он вернулся в Россию только после Февральской революции, как и один из его помощников — В. С. (Билл) Шатов, успевший принять участие и в американском стачечном движении.

6 апреля 1920 года Учредительное собрание представителей «всего народа территории Забайкалья» провозгласило создание демократической Дальневосточной республики (ДВР). А. М. Краснощеков, официально сложив с себя дипломатические функции представителя РСФСР, стал премьер-министром и министром иностранных дел новой республики. И уже 14 мая Дальневосточная республика была официально признана Совнаркомом в Москве, что служило основой для создания внешнеполитического союза РСФСР и ДВР против недобитых внутренних врагов и интервентов.

Япония ответила на провозглашение ДВР массированной высадкой своего десанта и стратегически важных центрах Приморья и организацией контрреволюционного переворота во Владивостоке, состоявшегося 26 мая 1920 года.

Еще 29 апреля марионеточному «белому» правительству Приморского края было навязано унизительное соглашение, предусматривавшее фактическую оккупацию региона японскими войсками и отвод русских вооруженных сил на расстояние 30 верст от зоны японских стратегических интересов.

Вместе с тем японская сторона пошла на дипломатические контакты с Дальневосточной республикой: 17 мая 1920 года было подписано так называемое Ганготское соглашение (Гангота — станция на Транссибирской железнодорожной магистрали), по которому народно-революционная армия ДВР обязывалась не нападать на японские позиции; в обмен на это японцы гарантировали невмешательство в разборки «красных» с оставшимися «белыми».

С политической точки зрения правительство ДВР формально считалось многопартийным: оно состояло в основном из коммунистов и крестьянской фракции. Кроме того, в Учредительном собрании были представлены меньшевики и эсеры, а также бурят-монголы, требовавшие «независимости» и «полной автономии». Но реальная власть сосредоточилась в руках командования народно-революционной армией ДВР, действовавшего под контролем Москвы. Первым главнокомандующим республиканской армией стал легендарный красный комдив В. К. Блюхер (в сталинское время он разделил трагическую судьбу своего преемника на этом посту — И. П. Уборевича).

В соответствии с Ганготским соглашением японские войска были отведены со своих позиций. Народно-революционная армия ДВР сразу повела наступление на войска атамана Семенова (экс-комиссара Временного правительства), шаткость положения которого во многом была обусловлена жестким (если не жестоким) характером его власти. При Семенове получила распространение практика «застенков смерти», куда легко было угодить без всякой надежды на спасение по малейшему подозрению в сочувствии «красным» или «зеленым» (а последним сочувствовало две трети сельских жителей, включая казаков — бедняков и середняков).

Еще большими зверствами «прославился» подручный атамана Семенова, а затем командир «дикой дивизии», состоявшей из монголов и бурят, генерал-лейтенант Р. Ф. Унгерн фон Штернберг, которого впоследствии назвали «национал — социалистом до национал — социализма». Этот высокообразованный дворянин-европеец провозгласил конец западной цивилизации и возложил на азиатские народы задачу «выжигания» наук, образования, медицины и прочих «ненужных ценностей». Вступление дивизии Унгерна в Ургу (так в России до 1924 года называли столицу Монголии — город Улан-Батор) ознаменовалось практически поголовным истреблением еврейской общины. Унгерн фон Штернберг стал диктатором Монголии, новым воплощением Чингисхана. (Наркоман и садист, в жизни он не имел ничего общего с персонажем романа В. Пелевина «Чапаев и Пустота».)

«Белые» на Дальнем Востоке были также обречены на поражение, как и все другие правительства на территории бывшей Российской империи, в разной степени поддержанные внешними силами. А эти внешние силы, заявляя на словах об уважении территориальной целостности России, на практике стремились договориться с побеждающей стороной при максимальной собственной выгоде. Войска фон Унгерна были разбиты в мае 1921 года, а 21 августа монгольские сподвижники выдали его самого «красному» партизану П. Е. Щетинкину. 15 сентября 1921 года Унгерна расстреляли по приговору Сибирского ревтрибунала. (Атамана Семенова казнят после Второй мировой войны.)

«Уважение» территориальной целостности России со стороны Японии выразилось не столько в окончательной эвакуации своих войск в конце октября 1921 года с территории ДВР, сколько в оккупации теми же войсками Сахалина. Закладывались основы для нового витка противостояния «старой» Японии и «новой» России в этом регионе.

23 октября 1922 года Владивосток был взят силами народно-революционной армии, после чего необходимость в дальнейшем существовании буферного государства отпала. 14 ноября 1922 года Народное собрание ДВР провозгласило Советскую власть на всем Дальнем Востоке и обратилось во ВЦИК с просьбой о включении в состав РСФСР. Это был важный шаг к воссозданию единого государства в прежних имперских масштабах.

На историческом отдалении Гражданская война в России воспринимается и как продолжение традиций русской «вольницы», «разинщины» и «пугачевщины» — того русского бунта, который, продолжая оставаться беспощадным, не был таким уж бессмысленным. Патриархальная крестьянская цивилизация России дала свой последний и решительный бой цивилизации урбанической, городской — и проиграла. Объективно она и не могла одержать победу. С поражением крестьянских «зеленых» отрядов грядущая сталинская коллективизация стала практически неизбежной. Но «зеленым» удалось нанести серьезный удар по большевистской политике «военного коммунизма» и фактически заставить ленинское руководство перейти к новой экономической политике.

«Эх, яблочко, цвета спелого! Слева красных бьем, справа — белого!» Строки этой народной частушки тех лет могли бы послужить боевым гимном «зеленых», представлявших народную альтернативу как «красному», коммунистическому, так и «белому», условно реставрационному (дооктябрьскому, но постфевральскому) проектам.

Основу «зеленого» движения составили в основном дезертиры из рядов противоборствующих, более или менее регулярных военных сил. Эти люди не хотели проливать кровь за чуждые идеалы и ценности и создавали свои партизанские отряды (как правило, не очень далеко от родных мест), чтобы защитить свое добро и свою землю от насильственных реквизиций со стороны «белых» и «красных».

Размах «зеленой партизанщины» трудно свести к так называемым кулацким мятежам — по официальным данным ВЧК, в них участвовали десятки и сотни тысяч крестьян. Такого количества кулаков просто не было! Вот данные «легендарного» сподвижника Ф. Э. Дзержинского М. И. Лациса (прототип героя телесериала «Адъютант его превосходительства» и отца известного советского журналиста, одного из «прорабов перестройки»): только за 1918 год — первую половину 1919 года в 20 губерниях Центральной России произошло около 340 восстаний. В апреле 1919 года на Украине состоялись 93 восстания, в июне — 207 и так далее.

В начале 1920 года по территории Поволжья прокатилось «вилочное восстание» (вилы против винтовок оказались действенным оружием!), в Сибири получило резонанс «колыванское» восстание, приведшее к установлению вполне советских по форме, но антибольшевистских по идеологии низовых форм самоорганизации широких масс крестьянства. Всего же против адмирала Колчака в Сибири действовало до 140 тысяч «партизан».

Рубеж 1920 — 1921 годов ознаменовался уже не восстаниями и мятежами, а полномасштабными военными действиями «зеленых». Заполыхало на юго-востоке, на Тамбовщине (там орудовали «антоновцы») и в других регионах.

Воплощением духа и практики «зеленой вольницы», зеркалом крестьянского фронта Гражданской войны в России можно считать Нестора Махно. Его отряды, постепенно ставшие грозной и маневренной ударной силой, поочередно воевали с армиями кайзера, гетмана П. Скоропадского, С. Петлюры, А. И. Деникина, с «красными» дивизиями и, наконец, с бандами других атаманов. Военная дисциплина у Махно позволяла предпринимать дерзкие вылазки по тылам и флангам противника, но затруднила полномасштабные боевые действия (где было сложно рассчитывать на экспроприации). Так, 27 декабря 1917 года махновцы прославились дерзкой и удачной операцией по захвату Екатеринослава: в Гуляйполе («столицу» махновской республики) потянулись обозы с награбленным имуществом. Но уже 31 декабря петлюровцы выбили «зеленых» из города и до Гуляйполя добрались лишь около 200 повстанцев. На вопрос: «А где остальные?» — Махно сердито ответил: «В Днепре».

После этого Махно в основном использовал тактику партизанских операций с отходом, избегая столкновения с крупными силами противника. К тому же удачно зарекомендовало себя в бою военное изобретение махновцев — знаменитая «тачанка», которую вскоре стали применять и противники Нестора Ивановича.

Еще одним преимуществом Махно (по сравнению с большинством других «батек» и атаманов) было наличие у него собственной идеологической платформы, органично сочетавшей принципы анархизма в духе учения П. Кропоткина и практику «черного передела» земли, защиты своей «землицы».

В гуляйпольской армии были разрешены партийные организации анархистов, левых эсеров и большевиков. Но последнее слово оставалось за Махно, который на 3 Гуляйпольском съезде в апреле 1919 года обвинил советскую власть в измене «октябрьским принципам», а партию Ленина — в узурпации власти и «чрезвычайке». При таком раскладе большевистская фракция в армии Махно становилась заложницей в затянувшейся игре «батьки» и «красного» центра. С одной стороны, Махно посылал вагоны с продовольствием в голодные Москву и Петроград, с другой — грабил эшелоны из центра, отправленные в Донбасс.

Какое-то время на Украине отряды Н. Махно соперничали с войском другого атамана — бывшего штабс-капитана царской армии Николая Григорьева. Между «батьками» развернулось своеобразное «соревнование» по захвату городов и сел. Налеты совершались с немыслимой дерзостью и быстротой. Устроив жестокий террор в Херсонской и Екатеринославской губерниях, Григорьев держал местных жителей в страхе до тех пор, пока его отряды не были разбиты «красными». После разгрома он бежал к махновцам и был убит ими, о чем Нестор Иванович лично телеграфировал в Кремль Ленину.

В Одессе настоящую гангстерскую структуру американского типа создал легендарный Япончик — Михаил Винницкий. Как и другие главари банд (в том числе Н. Григорьев), Япончик некоторое время числился красным командиром, а Нестор Махно был даже удостоен ордена Боевого Красного Знамени. И здесь большевики почти за четверть века перегнали США, которые впоследствии переняли их опыт.

Подобно тому как «красные» использовали действовавшие на территории классового противника бандформирования для диверсий, сбора информации и даже ведения полномасштабных боевых операций, в годы Второй мировой войны американское правительство привлекло своих мафиози (например, легендарного Лаки Лучано) для борьбы с режимом Б. Муссолини.

Свой звездный час Махно и его армия пережили в 1919 году в столкновениях с Добровольческой армией А. И. Деникина, который обещал за голову «батьки» полмиллиона рублей. Махновская армия, насчитывавшая свыше 80 тысяч человек, успешно громила деникинские силы (отряды Махно осмелились даже появиться в окрестностях Ставки Деникина в Таганроге), благодаря чему наступление «белых» на Москву было сорвано. В планах штаба Махно было создание собственного «безвластного государства» на юге России — «Махновии» — на основе «свободных Советов». Постепенно оформлялся проект «третьей социалистической революции».

При случае большевики не отказывались воспользоваться военной силой махновцев против «белых», но примириться с идеей «Махновии», разумеется, не могли. В июне 1920 года нарком внутренних дел и представитель ВЧК Ф. Э. Дзержинский призвал екатеринославских крестьян ликвидировать Махно бескорыстно (то есть без премии за его голову, исключительно по классовым соображениям). Однако все многочисленные покушения на лидера «зеленых», предпринимавшиеся в 1918 — 1920 годах на его родной земле, были сорваны. Гуляйпольцы выказывали искреннюю преданность своему «батьке» и могли на месте расправиться с любым злоумышленником, посягнувшим на жизнь Нестора Ивановича. Стремясь обезвредить «неудобного» атамана, большевики предлагали ему выгодные командные посты вне родного региона, но им не удалось переубедить доморощенного анархиста.

Практически весь 1920 год Махно сдерживал своими редеющими отрядами почти 60 тысяч регулярных войск Красной армии. Силы были неравны. Отказ от «военного коммунизма» и переход к НЭПу нанесли удар по социальной базе «махновщины». Беднейшие и середняцкие слои отвернулись от своего «батьки». Вместе с дважды раненным атаманом румынскую границу перешли 78 бойцов, преданных ему до конца.

Н. И. Махно умер 6 июля 1934 года в Париже и был похоронен на кладбище Пер-Лашез. «Коммунар» из Гуляйполя нашел последнее пристанище рядом с парижскими коммунарами.

Меньшей продолжительностью, но исключительной интенсивностью отличалась «малая гражданская война» 1920 — 1921 годов — «зеленые» восстания и мятежи, охватившие крестьянские районы страны на широком внутреннем фронте от Западной Сибири до Северного Кавказа. «Малая гражданская война» была реакцией крестьянства на массовые реквизиции хлеба под видом продразверстки, которая обрекала сельчан на голод. Один из самарских депутатов 10 съезда Советов взывал о помощи: «Положение поистине ужасное. Поддержите нас. Мы три года вас поддерживали, три года отдавали все силы Республике, отдавали наш хлеб… У нас дело дошло до того, что люди едят трупы людей…»

Массовый голод, унесший несколько миллионов человеческих жизней, был также одним из последствий «малой гражданской войны» между городом и деревней. Некоторые авторы считают, что за голодом скрывалась злая политическая воля большевистского руководства, напуганного политическими лозунгами «зеленых» повстанцев.

В Западной Сибири партизаны выдвинули идею замены  «диктатуры пролетариата» на истинную «крестьянско-трудовую» и решили добиться созыва Учредительного собрания. Тобольский крестьянский штаб отстаивал идею советской власти без большевиков. И, наконец, в ходе «антоновского мятежа» Союз трудового крестьянства Тамбовской губернии выступил с лозунгом «свержения власти коммунистов-большевиков, доведших страну до нищеты, гибели и позора».

Официальная советская историография рассматривала «антоновщину» как «эсерский» и «кулацкий» мятеж. Возможно, формальный руководитель восстания — бывший начальник милиции Кирсановского уезда Тамбовской губернии А. С. Антонов — и состоял в партии эсеров, но массовое восстание (свыше 50 тысяч участников) произошло не в результате подрывной деятельности «контрреволюционной» оппозиции, а в связи с деятельностью «революционных» продотрядов, отбиравших у крестьян (по большей части у середняков) последний хлеб.

Против восставших были брошены крупные регулярные соединения Красной армии под командованием отличившегося в боях с колчаковцами М. Н. Тухачевского. Задолго до иракского диктатора С. Хусейна против мирного населения своей страны было применено (впервые в истории, но гордиться здесь нечем) химическое оружие. Использовалась и террористическая практика устранения «зеленых» — взятие заложников из числа семей участников мятежа, массовая депортация на Север целых деревень, «зачистка территории» (под этим термином подразумевались массовые расстрелы). Именно в этих действиях большевиков следует искать корни «сталинского террора», одной из жертв которого станет впоследствии сам Михаил Тухачевский.

Революционная волна, прокатившаяся по Западной Европе в 1919 году, закончилась победой «мировой контрреволюции». Однако большевистское руководство не сделало правильных выводов из этого урока. Революционное нетерпение и установка на «экспорт революции» завладели умами в армии и в Кремле. Командующий Западным фронтом М. Н. Тухачевский в своем приказе по армии перед вступлением на польскую землю призывал: «На наших штыках мы принесем трудящемуся человечеству счастье и мир. На Запад! На Берлин!»

Но вступление Красной армии на территорию Польши не обернулось революционным триумфом. Против «красных» сплотилось фактически все польское общество — от крупной буржуазии до крестьян-большевиков. Реальное национальное единство оказалось сильнее и могущественнее фиктивного социально-классового братства. Красная армия потерпела первое в своей истории сокрушительное поражение. 12 октября 1920 года в Риге был подписан мирный договор между Польшей и РСФСР, по которому Варшаве отходили территории Западной Белоруссии и Западной Украины. Свой реванш Советы будут готовить 18 лет, вплоть до Второй мировой войны, после которой эти территории вновь отойдут к СССР.

В 1920 году на территории Ирана была провозглашена Гилянская Республика, в которой на руководящие посты «красные» назначили местных «товарищей» вроде Кучек-хана Мирзы. Его политическим советником стал эсер и будущий убийца графа В. Мирбаха (германского посла в Москве), друг С. Есенина Яков Блюмкин, входивший в состав ЦК Компартии Ирана.

Не удалась и еще одна (гораздо менее известная) попытка «экспорта революции» за пределы Республики Советов. В 1928 году корпус красной кавалерии под командованием В. М. Примакова (отца будущего российского премьера) расчистил на территории Афганистана плацдарм для дальнейшего продвижения на Кабул. Для удобства политработы в этом регионе большевики взяли себе азиатские псевдонимы. Это была проверенная тактика: в 1926 году тот же В. М. Примаков в качестве военного консультанта китайских коммунистов фигурировал в их среде как «товарищ Лин».

Однако в результате поражения «красных» на Висле и угроз премьер-министра Великобритании лорда Керзона иранское направление осталось без должного внимания, чем не преминул воспользоваться один из местных «баев» Реза-хан Пехлеви. Бывший офицер царской казачьей бригады, он собрал из русских «белых» эмигрантов сильную дисциплинированную армию. В результате последнее столкновение «белых» и «красных» казаков произошло именно на территории Ирана. Гилянская советская республика пала, а Реза-хан, опираясь на своих русских «нукеров», вначале занял пост военного министра, затем возглавил иранское правительство и, наконец, стал шахом Ирана, основателем династии, правившей в этом государстве с 1925 по 1979 год.

По сути дела, до 1920 года никто из иностранных интервентов, кроме белочехов, более или менее серьезного участия в борьбе «красных» и «белых» не принимал. Французы вместо  10 — 15 планируемых дивизий выставили всего 2 и ограничились контролем над Одессой, Херсоном и Николаевом. Но и это вызвало протесты левой «демократической общественности» в самой Франции. К тому же под воздействием «красных» пропагандистов происходила большевизация французских солдат и матросов, что нашло отражение в кинофильме «Интервенция» с участием Владимира Высоцкого. Военные операции Франции в России были свернуты, так серьезно и не начавшись.

Британцы в основном заботились об установлении и сохранении контроля над нефтяными районами Закавказья и железнодорожными коммуникациями на Севере и Юге. При этом в конфликте между деникинцами и врангелевцами, с одной стороны, и грузинскими социалистами — с другой англичане фактически не только оказывали закавказским автономистам дипломатическую поддержку, но и снабжали их оружием.

В Сибири насчитывалось 150 тысяч иностранных войск. Но французские, английские, американские, японские и чехословацкие формирования не провели ни одной (!) совместной операции против «красных». Главнокомандующий силами Антанты французский генерал М. Жанен демонстративно дистанцировался от «вмешательства в дела русских». По существу, именно из-за предательской позиции Жанена адмирал Колчак и его окружение попали в руки «красных». (У себя на родине французскому генералу так и не удалось «отскрестись» от публичных обвинений в «симпатиях к большевикам».)

Получается, что единственным более или менее серьезным в военно-политическом отношении эпизодом борьбы Советской России («нового пролетарского государства») с иностранными интервентами является война с «белополяками». Глава нового независимого польского государства Юзеф Пилсудский был лидером партии польских социалистов, давним единомышленником российских борцов с «ненавистным царским самодержавием». Он одинаково хорошо знал  стоявших по разные стороны баррикад Гражданской войны в России Ф. Дзержинского и Б. Савинкова. Поддерживая русского эсера Савинкова, Пилсудский боролся с поляком Дзержинским.

Война с Советами была начата Варшавой под видом оказания военной помощи «братскому» украинскому правительству — Директории С. Петлюры. Военно-политический пакт, заключенный между сторонами 21 апреля 1920 года, предусматривал совместные действия как против «красных», так и против временно окопавшихся в Крыму «белых». Под предлогом восстановления независимости Украины фактически произошла польская оккупация страны: в ночь с 6 на 7 мая 1920 года поляки «освободили» от большевиков Киев. Но вмешательство Польши на стороне Директории привело лишь к массовой переориентации народных масс Украины в сторону «красных».

Это облегчило задачи красных армий и фронтов — Западного и Юго-Западного, ими командовали самые компетентные и опытные военачальники Республики Советов — М. Тухачевский и А. Егоров. 12 июня Киев взяли «красные». Преследуя отступающих «панов», Красная армия вышла на границу с Польшей.

История Гражданской войны на российском севере в очередной раз подтверждает, что борьба с Октябрем велась во имя возврата к Февралю, а не к самодержавию. Да и представители стран Антанты благоволили прежде всего к деятелям так называемого демократического спектра.

2 августа 1918 года в Архангельске высадился английский экспедиционный корпус. Это событие совпало с антибольшевистским восстанием в городе. 3 августа образовалось Верховное управление Северной области во главе с народным социалистом, участником борьбы с российской монархией Н. В. Чайковским. Сложилось своеобразное двоевластие: политическая власть формально была у «чайковцев», а военная — у британского генерала Ф. Пуля. И реальной была именно последняя, что подтверждает следующий факт: в сентябре 1918 года правительство Чайковского было в полном составе арестовано и содержалось под охраной в Соловецком монастыре. Вмешательство «социалистических» партий, правивших в то время в странах Антанты, привело к временному восстановлению Н. В. Чайковского на посту «главы регионального правительства». Правда, фактическая власть в «кабинете» перешла в результате к военному министру, а также министру путей сообщения, почты и телеграфа — генералу Е. К. Миллеру.

Адмирал А. В. Колчак, объявленный «верховным правителем Российского государства», подтвердил права генерала Миллера в качестве своего полномочного представителя. Север России провозглашался военным генерал-губернаторством. «Союзники» вывезли Н. В. Чайковского в Париж, где он продолжал числиться председателем правительства Севера России и рассылал «белым» генералам инструкции по налаживанию «наилучшего» сотрудничества с «союзными» войсками. «Жизнь, к сожалению, жестоко разбила его мечты, — писал впоследствии один из его адресатов А. И. Деникин. — Северная область явила пример полного раскола в среде демократии и интеллигенции, неизжитый психоз большевизма в массах и отсутствие в них всякого доверия к своему демократическому  правительству… Все они вели с правительством длительную борьбу, имевшую главной целью достижение власти».

По аналогичному британскому сценарию 10 августа 1919 года было создано правительство Северо-Западной области с резиденцией в Ревеле. Реальная власть в регионе принадлежала генералу Н. Н. Юденичу: его армия рассматривалась как главная военная сила в самом полномасштабном военно-политическом проекте стран Антанты — широко разрекламированном «походе 14 держав». Русская армия генерала Юденича должна была занять Петроград при поддержке вооруженных формирований 14 держав — Латвии, Эстонии, Польши, Литвы, Украины, Грузии, Армении, Турции, Венгрии, Болгарии, Югославии, Чехословакии, Финляндии, Германии. Однако во Франции и Англии этот проект прежде всего играл роль аргумента во внутрипартийной борьбе.

Германия и Венгрия были заняты собственными внутренними проблемами. А обретшие независимость молодые страны (бывшие части Российской империи) вовсе не стремились помогать «белым», отстаивавшим принцип «единой и неделимой» державы. «Пассивность» вооруженных сил Эстонии и Финляндии объективно была на руку «красным», признавшим (пусть и формально) государственный суверенитет этих государств. В силу этих причин наступление Н. Н. Юденича на Петроград быстро выдохлось.

Военно-материальная поддержка «белого» движения со стороны Антанты носила крайне противоречивый и непоследовательный характер. Перед эвакуацией из Архангельска осенью 1919 года англичане сожгли на рейде несколько барж с продовольствием, снаряжением и оружием, поскольку «белые» уже не могли заплатить за эти припасы.

Глава британского правительства «социалист»-лейборист Д. Ллойд Джордж объяснял позицию своего кабинета следующим образом: «Целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является тем более спорной, что они борются за единую Россию. Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании. Один из наших великих людей, лорд Биконсфилд, видел в огромной, могучей и великой России, катящейся подобно глетчеру по направлению к Персии, Афганистану и Индии, самую грозную опасность для Британской империи».

В своем осеннем наступлении на Петроград генерал Юденич так и не получил обещанной англичанами поддержки с моря. А из переданных ему танков исправным оказался только один, из аэростатов — ни одного, несмотря на утверждения в советских учебниках о «массированной помощи белым от мирового капитала». Разбитые под Петроградом отряды Н. Н. Юденича отошли в Эстонию, где суверенное правительство К. Пятса, только что получившее признание Москвы, загнало «белых» в лагеря для военнопленных, которые в какой-то степени послужат прообразом для аналогичных сооружений Третьего рейха. К весне 1920 года эстонцы уморили голодом и холодом около 10 тысяч солдат и офицеров «белого» движения.

В феврале 1920 года Красная армия вступила в Архангельск, в марте — в Мурманск. Гражданская война на Севере закончилась. Начались массовые репрессии.

Главной ударной силой «белого» движения на юге России стала Добровольческая армия, у истоков которой стояли генералы М. В. Алексеев и Л. Г. Корнилов. В декрете «белого» командования о ее создании от 27 декабря 1917 года провозглашалось, что «армия эта должна стать той действенной силой, которая даст возможность русским гражданам осуществить дело государственного строительства свободной России… Новая армия должна стать на страже гражданской свободы, в условиях которой хозяин земли русской — ее народ — выявит через посредство избранного Учредительного собрания державную волю свою. Перед волей этой должны преклонится все классы, партии и отдельные группы населения».

Уже этот декрет показывал главную слабость, присущую фактически всем представителям «белого» движения: нежелание рассматривать главный, узловой вопрос эпохи — о земле — до созыва Учредительного собрания.

Лично сочувствующий кадетам А. И. Деникин в марте 1919 года представил проект земельной реформы как раз в духе конституционных демократов, составлявших большинство в «гражданской» части правительств и Деникина, и Врангеля. Этот проект представлял для широких масс крестьянства шаг назад в сравнении с большевистским Декретом о земле. Он предусматривал сохранение за собственниками их прав на землю, разработку и внедрение для каждой отдельной местности своих земельных норм с потенциальным переходом остального массива «землицы» к малоземельным «путем добровольных соглашений или путем принудительного отчуждения, но и обязательно за плату».

Однако, во-первых, «красные» землю крестьянам уже дали. Во-вторых, на занятых Добровольческой армией территориях прежние землевладельцы никак не хотели считаться с декларируемым в проекте невнятным «сохранением прав» и практикой «принудительного отчуждения». На разоренных «дворянских гнездах» вновь стали появляться бывшие хозяева, желавшие поквитаться с крестьянами-обидчиками.

Подкрепленное демонстрацией военной силы требование правительства юга России «о добровольной» передаче трети урожая на нужды «белых» также мало способствовало росту популярности бывших царских генералов.

Антон Иванович Деникин, будучи внуком крепостного крестьянина, вешал и расстреливал таких же внуков российских крепостных крестьян. Более того, основную часть «белых» (как бы дворянских) и «красных» (как бы пролетарских) армий составляли именно крестьяне. Исход Гражданской войны в России определялся даже не в боевых столкновениях «красных» и «белых». Судьбу страны решала крестьянская масса: именно вопрос о земле был ключевой проблемой не только революции, но и последовавшего за ней гражданского противостояния. Первыми это обстоятельство использовали в своих целях большевики.

Роковую роль сыграло то, что «белыми» командовали военные: генералы Корнилов, Деникин, Врангель и адмирал Колчак. «Красных» возглавляли политики: Ленин, Троцкий и другие большевики. «Белые» генералы так и не смогли стать политиками, а Колчаку его попытка стать во главе России просто стоила жизни. А вот «красные» политики (тот же Л. Д. Троцкий) смогли стать военачальниками — и победили. 

«Зеленые» крестьянские повстанцы воевали и с «белыми», и с «красными». Но с большевиками крестьянство вступило в «малую гражданскую войну» в 1920 — 1921 годах, когда и Колчак, и Деникин были уже разбиты. К тому же деникинцам приходилось сражаться не только с Красной армией. Они боролись как настоящие патриоты России — единой и неделимой, со всеми сепаратистами и автономистами, которые организовывали первый в истории нашей страны «парад суверенитетов».

В 1918 — 1919 годах произошли две полномасштабные войны с меньшевистской Грузией. В «спину» Добровольческой армии ударили чеченцы. Объединившись с действовавшим в Дагестане имамом Гоцинским и пророком Узун-Ходжи, они в очередной раз объявили джихад (войну против неверных). А. И. Деникин отрядил на борьбу с местными горцами генерал-майора Д. П. Драценко, который провел классическую операцию по устрашению — сжег три аула вместе с их жителями. Имам Гоцинский объявил о своей поддержке Деникину, за что был обвинен Узун-Ходжи в отходе от ислама, после чего пророк призвал бороться с воюющими за Русь Святую «белыми» на стороне безбожников «красных».

Подтверждения своего права на независимость требовали от «белых» украинские «самостийники» — от гетмана П. Скоропадского до С. Петлюры. В самое сложное время, весной и осенью 1918 года командование Добровольческой армии так и не согласилось на предложение «самостийников», соглашавшихся предоставить белым вооружение в обмен на политическую поддержку украинских националистов, находившихся под «протекторатом» Германии и Австро-Венгрии. Оружием армию Деникина обеспечил атаман Краснов, хотя его поддерживало то же кайзеровское командование. П. И. Краснов, избранный 16 мая 1918 года казачьим «Кругом спасения Дона» атаманом войска Донского с практически неограниченными диктаторскими полномочиями, с самого начала не испытывал ни малейшего сочувствия к идее «единой и неделимой» России, поскольку выступал за максимальную автономность казачьих земель. В лучшем случае «красновцы» представляли будущее России в виде федерации с широкой автономией «Казакии» (к этой идее атаман вернулся в годы Второй мировой войны, когда снова попытался претворить свои планы с помощью германской армии, теперь уже нацистской). Формально верховенство А. И. Деникина в вооруженной борьбе с большевизмом Краснов признал лишь в конце 1919 года — не в последнюю очередь под сильным воздействием внешних сил, теперь уже англо-французских.

С Кубанской радой деникинцы обошлись примерно так же, как адмирал Колчак — с Уфимской Директорией. Потенциально все противники «красных», казалось бы, должны были выступить союзниками Добровольческой армии. Но на практике в июне 1919 года были убиты глава «кубанцев» К. Л. Бардиги (присланный сюда еще Временным правительством) и лидером «черноморцев» Н. С. Рябовол. В ноябре генерал В. Л. Покровский довершил разгром оппонентов «белых» на Кубани казнью А. И. Калабухова и вытеснением оставшихся в живых членов Рады в эмиграцию (в Грузию).

Постоянно громили деникинские тылы «зеленые» отряды батьки Махно. Одним словом, события Гражданской войны на Юге России не укладываются в схему советских школьных учебников, фильмов и романов: «красные» против «белых», «белые» против «красных». В подчиненные А. И. Деникину вооруженные силы Юга России (ВСЮР) входили не только русская Добровольческая, но также Кубанская и Донская казачьи армии. Однако реальной гражданской власти у правительства Юга России на Кубани и на Дону фактически не было, да и отношения Деникина не только с Красновым, но и с атаманами А. Г. Шкуро и С. Г. Улагаем оставляли желать… хотя бы четких и ясных команд (с угрозой расстрела в случае неповиновения). Именно несогласованность «добровольцев» и казаков сыграла свою роль во время решающего броска на Москву летом и осенью 1919 года.

Следует признать, что и по своим личным качествам генерал Деникин вряд ли был тем человеком, который смог бы в решающий час битвы с «красными» сплотить вокруг себя «белые» фронт и тыл, усмирить строптивых военачальников (в первую очередь, П. Н. Краснова и Л. Н. Врангеля) и стать не только организатором, но и вдохновителем движения.

А. И. Деникину не хватало ни уверенности в собственной правоте, ни того, что сегодня называется харизмой. Пожалуй, более или менее выраженной харизмой у «белых» обладали лишь генерал Корнилов и барон Врангель. Но Корнилов, предшественник Деникина на посту командующего Добровольческой армией, был убит шальным снарядом 17 апреля 1918 года, когда Гражданская война только начиналась и за плечами «белых» был лишь легендарный, воспетый Р. Гулем «Ледовый поход». А. Врангель стал главнокомандующим в самом начале 1920 года, когда у «белых» фактически оставался только Крым и минимальные шансы на успех после предательства так называемых западных «союзников».

Провал контрреволюции объясняется отчасти тем, что образ бескорыстного «белого рыцарства» за первые два года войны успел основательно поблекнуть. Карательные операции, мародерство, пьяные дебоши, наркомания — эти явления были вовсе не единичными случаями в среде «белых». Деникину пришлось отстранить от командования одного из самых талантливых военачальников — генерала В. З. Май-Маевского, ушедшего в долгий запой в разгар «красного» контрнаступления в августе 1919 года (в сериале «Адъютант его превосходительства» он послужил прототипом персонажа Владислава Стржельчика генерала Ковалевского). 

Экспроприациями занимались не только «красные». В октябре 1918 года «белые» заняли Воронеж, Курск и дошли до Орла. До Москвы оставалось около 400 километров, то есть была возможность закончить войну одним массированным ударом. Но находившиеся на направлении главного удара армии П. Г. Шкуро и К. К. Мамонтова потеряли необходимую маневренность не только из-за контрударов «красных». Просто «белые» обозы с награбленным добром растянулись на 30 километров. А ведь пели: «Смело мы в бой пойдем за Русь святую!..» По меткому высказыванию одного из министров «белого» правительства Юга России Василия Шульгина, добровольческое движение начинали «почти святые», а закончили «почти бандиты».

Наступление на Москву обернулось массовым бегством, настоящим исходом «белого» движения и гражданского населения, спасавшегося от «красной» угрозы. Обозы теперь уже только с самым необходимым растянулись не на 30 километров, а на расстояние от Дона и Кубани до Черноморского побережья. Голод, болезни, бандитизм — из сотен тысяч беженцев к заветному морю добрались десятки. Здесь им суждено было встретиться с очередным предательством «союзников», отрядивших для эвакуации (например, в Одессу, а затем в Севастополь) мизерное количество кораблей. Грузинские и румынские пограничники не хотели пропускать через границу толпы беглецов из России. Румыны открыли по безоружным артиллерийский и пулеметный огонь.

Приход «красных» завершил очередной этап российского «хождения по мукам». Уже 5 мая 1920 года в Одессе была расстреляна первая партия пленных белых офицеров — 1200 человек. Одесский «конвейер смерти» описан в повести В. Катаева «Уже написан Вертер». Еще один писатель — одессит Ю. Олеша — для создания сказки «Три толстяка» мог, вероятно, «вдохновиться» следующим эпизодом: председатель Одесской ЧК решил отметить свой день рождения долгим и мучительным умерщвлением трех самых тучных «буржуев», которых отлавливали по всей Одессе. Любое проявление человеческого отношения к врагу каралось незамедлительно. В Пятигорске врачей и медсестер за оказание помощи раненым казакам подвергли публичной порке, а раненных добили.

После падения врангелевского Крыма (эта территория числилась «белой» с апреля по ноябрь 1920 года) в Севастополе казнили 500 портовых рабочих, помогавших эвакуации Добровольческой армии. Сбывалась угроза председателя Крымского военно-революционного комитета коммуниста-интернационалиста Бела Куна: «Крым — это бутылка, из которой не один контрреволюционер не выйдет». По данным очевидцев, с ноября 1920 года по апрель 1921 года в Крыму было истреблено более 80 тысяч человек.

Реальность была далека от мифологизированной версии Гражданской войны на Южном фронте с ее явно преувеличенной по военному значению «обороной Царицына» и легендарными героями — «матросом Железняком» (на самом деле он был анархистом), «товарищем Щорсом» (скорее всего, убитым в спину кем-то из «своих»). «Красный кавалерист» Г. И. Котовский в реальности довольно часто вспоминал о своем дореволюционном опыте налетчика. Официальный создатель революционной казачьей конницы, воспетый  И. Бабелем Семен Буденный в действительности должен уступить лавры «первого красного конника» павшим в горниле внутрипартийных разборок Филиппу Миронову или Борису Думенко. И практически никто не помнит о том, что отряду калмыцкой конницы, воевавшему на стороне «рабочих и крестьян», было пожаловано красное знамя с золотой свастикой.

В результате выступления Чехословацкого корпуса хаотичные и спонтанные столкновения противоборствующих сил перешли в стадию полномасштабного вооруженного конфликта. Чешский корпус дал своеобразный урок и «красным» и «белым» — те и другие осознавали важность контроля над железнодорожными коммуникациями и необходимость скорейшего формирования собственных регулярных армий.

Чехи представляли собой внушительную военную силу — 60 тысяч хорошо обученных и вооруженных солдат, 63 эшелона, растянувшиеся от станции Ртищево (в Саратовской губернии) до Владивостока, налаженная связь как со «своими» политиками (и Т. Масарик, и Э. Бенеш станут впоследствии президентами буржуазно-демократической Чехословакии), так и с внешним руководством Антанты. 9 января 1918 года корпус был официально включен в состав французской армии. Впоследствии Э. Бенеш признавал: «Наша армия в России, как я понимал, являлась для союзников просто пешкой на шахматной доске, причем весьма весомой…»

Формально корпус медленно перемещался к Владивостоку (первоначально с согласия Временного, а затем с разрешения большевистского правительства — по соглашению от 26 марта 1918 года), чтобы эвакуироваться для прибытия на франко-германский фронт. Реально корпус обладал возможностью изменить шаткий баланс сил в пользу альянса, выступавшего против «союзника» и «вассала» кайзеровской Германии — большевистского правительства. Далее начались провокации: французское командование провоцировало чехословацкое на конфликты с местными властями на всех «транзитных» территориях, а чехословацкие легионеры, в свою очередь, провоцировали местные Советы на суровые ответные действия. Последовал приказ большевистского правительства о разоружении корпуса, который провозил оружия больше, чем оговаривалось в упомянутом соглашении. Были распущены слухи о готовящемся интернировании и передаче чехословацких воинов в качестве военнопленных Германии и Австро-Венгрии. До сих пор исчерпывающих исследований о причинах мятежа белочехов так и не появилось: многие военно-дипломатические документы той поры не рассекречены.

На провокацию или националистические призывы не поддалась лишь незначительная часть чехословацких солдат, в дальнейшем перешедших в интернациональные отряды Красной Армии. Среди них был писатель Ярослав Гашек, который впоследствии заставил пройти тем же путем героя своей книги — бравого солдата Швейка. 

25 мая 1918 года командующий корпусом Р. Гайда (ставший впоследствии военным министром Чехословакии) отдал приказ о захвате станций, где находились эшелоны, и наступлении на Иркутск, считавшийся стратегическим пунктом. 25 мая белочехи захватили Мариинск, 26 мая — Челябинск и Новониколаевск (Новосибирск), 28 мая — Нижнеудинск, 29 мая — Камск и Пензу, 30 мая — Петропавловск и Томск. Воспользовавшись выступлением Чехословацкого корпуса, разбитый ранее атаман А. И. Дутов вновь начал наступление на Оренбург.

Мятеж поставил Советскую республику в крайне тяжелое положение, лишив ее (временно) важнейших промышленных, сырьевых и, главное, «хлебных» районов. К тому же в Казани Чехословацким корпусом был захвачен эвакуированный сюда в целях безопасности золотой запас России на сумму 651,5 миллионов рублей золотом и свыше 100 миллионов рублей кредитными билетами. В дальнейшем он станет предметом спекулятивных торгов между директорией Колчака, белочехами, командованием Антанты и «красными».

Являясь по идейно-политической ориентации буржуазно-националистическими демократами, белочехи были склонны оказывать вооруженное содействие и прикрытие тем российским политическим силам, которые так или иначе относились не просто к демократическим, но и социалистическим партиям. Прежде всего это касалось меньшевиков и особенно эсеров. Начался кратковременный период «демократической контрреволюции».

Мятеж Чехословацкого корпуса послужил сигналом к антисоветским вооруженным выступлениям в 23 городах (Ярославле, Вологде, Муроме, Рыбинске, Костроме и других) и вызвал волну крестьянских бунтов, прокатившихся летом 1918 года по Сибири и Поволжью. 8 июня 1918 года в Самаре был создан Комитет членов Учредительного собрания (состоявший главным образом из меньшевиков и эсеров). 23 июня в Омске сформировалось Временное Сибирское правительство. Всего же в Сибири при поддержке белочехов заявили о себе шесть «центральных» и «временных» правительств. В сентябре 1918 года в Уфе состоялось совещание всех антибольшевистских сил, на котором попытались реорганизовать «временные» администрации на постоянной и централизованной основе. В результате 23 сентября возникло «всероссийское» правительство в виде Уфимской Директории, где ведущие «портфели» закрепили за собой правые эсеры.

Наступление «красных» заставило Уфимскую Директорию перебраться в Омск, где она, однако, не рассматривалась в качестве легитимной силы, которой следовало подчиняться. Кроме «красного» подполья, здесь действовали еще несколько автономных политических сил, но реальная власть находилась в руках казачьего атамана П. Н. Краснова, «монархиста по убеждению и реалиста по образу жизни».

Чтобы «нейтрализовать» промонархические» силы, социалисты — члены Директории пригласили на пост военного министра популярного в военных кругах адмирала А. В. Колчака, в свое время поддержавшего Февральскую революцию. Эрудит, полярный исследователь, поэт (ему приписывают авторство знаменитого романса «Гори, гори, моя звезда»), Колчак казался идеальной кандидатурой в плане укрепления военно-политических связей с командованием войск Антанты, которое также благоволило к адмиралу, вернувшемуся из краткосрочного пребывания в США.

Однако прибывший в Омск 4 ноября 1918 года Александр Васильевич Колчак, видимо, уже тогда заручился поддержкой союзников для осуществления своих собственных, вполне «бонапартистских» планов. Командующий войсками Антанты в Сибири французский генерал М. Жанен, американский генерал У. Гревс, американский адмирал О. Найт, командующий английскими войсками А. Нокс оказали давление на главных союзников Директории — чехословацкий корпус, чем обеспечили его невмешательство в последующие события.

В ночь с 17 на 18 ноября 1918 года члены Уфимской Директории были арестованы, а вся полнота власти перешла к адмиралу Колчаку, провозглашенному по настоянию союзников «верховным правителем России». Не в последнюю очередь переворот произошел под влиянием более масштабных событий — поражения Германии и начавшейся в этой стране Ноябрьской революции. Теперь большинство бойцов чехословацкого корпуса не видели необходимости участвовать в «чужой» войне. Чехословацкое командование фактически свернуло активные действия против «красных» и перешло в основном к охране железнодорожных коммуникаций.

Еще остававшиеся на свободе бывшие депутаты Учредительного собрания были схвачены колчаковцами и по приказу адмирала расстреляны в ночь с 21 на 22 декабря на берегу Иртыша. Раненых зверски добивали штыками. Отношение западных держав к этому факту свидетельствует о том, что уже тогда начали закладываться двойные стандарты западной политики. Просто разогнавшие (не расстрелявшие) Учредительное собрание большевики были, с точки зрения Запада, нелегитимны и «бесчеловечны», а расстрелявший членов того же Учредительного собрания Колчак — вполне законен и достоин содействия. Это содействие обошлось Колчаку в 9200 пудов золота из государственного запаса России, то есть помощь союзников была вовсе не бескорыстна. (Впрочем, значительную часть вооружения и снаряжения в счет этой суммы Антанта так и не предоставила).

Драматическая судьба Директории — это в какой-то степени и судьба российской «демократической революции» в целом. Оппонирующие большевикам меньшевики и эсеры (левые — в меньшей степени, правые — в большей) слишком поздно осознали, что в гражданской войне решающее значение имеют не политические лозунги и «чистота» революционных идеалов, а реальная вооруженная сила. К тому же Колчак и прочие члены Временного правительства в его поздней редакции откладывали «окончательное решение» земельного вопроса «на потом» (после всенародно легитимных решений Учредительного собрания), тогда как большевики дали крестьянам землю сразу, без всяких условий. По мере разворачивания регулярных военных действий жители деревни все больше становились решающей военно-социальной силой в Гражданской войне. Очень скоро в этом убедилось и правительство Колчака: в сибирском тылу действовали целые армии из повстанцев-крестьян.

Именно на правых эсеров некоторые историки возлагают ответственность за начавшийся летом 1918 года «белый» террор, в ответ на который последовал террор «красный». В то же время не исключается и другая точка зрения: террор, развязанный партией эсеров, был реакцией на бесчинства комбедов в деревне и произвол «чрезвычайщины» на селе, последовавший за декретом от 9 мая 1918 года (по этому декрету комиссариат продовольствия наделялся крайними сверхполномочиями).

Предвестником террора в его обеих версиях («белой» и «красной») стало восстановление смертной казни, отмененной в октябре 1917 года. Правление «милостливой» Елизаветы Петровны, которая не отняла жизни ни у одного из своих подданных, не стало для потомков примером. В качестве образца чаще выбирались порядки времен Великой французской революции. Борцы за справедливость вдохновлялись примером Шарлотты Кордэ, убившей Марата, и продолжали традиции публичной казни «тиранов». 30 августа 1918 года молодой поэт (эсер) Л. Канегиссер убил председателя Петроградской ЧК М. Урицкого. В тот же день во время митинга, проходившего на заводе имени Михельсона, в результате покушения (по одной из версий — эсерки Ф. Каплан) был тяжело ранен В. И. Ленин.

У современных исследователей имеются серьезные сомнения в том, что в вождя стреляла близорукая эсерка Фанни Каплан, которая была к тому же близкой подругой еще одного дореволюционного борца с царизмом — Бориса Германа, первого (гражданского) мужа Надежды Крупской. 

Большевики «вдохновлялись» другим эпизодом Французской революции — работой якобинской гильотины по обезглавливанию «гидры контрреволюции». 2 сентября в своей  резолюции по поводу убийства М. С. Урицкого и покушения на В. И. Ленина ВЦИК дал «торжественное предостережение всем холопам российской и союзной буржуазии, предупреждая их, что за каждое покушение на деятелей советской власти и носителей идей социалистической революции будут отвечать все контрреволюционеры и все их вдохновители. На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов».

5 сентября 1918 года СНК РСФСР узаконил «красный террор» своим постановлением, в котором провозглашалась необходимость «освободить Советскую Республику от массовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях» и расстрела всех лиц, прикосновенных «к белогвардейским, заговорам и мятежам». В Петрограде по инициативе местного совета было расстреляно 1300 человек, в Москве — 300. 20 октября в Москве были казнены еще 500 заложников в отместку за взрыв «красного» райкома, прогремевший в Леонтьевском переулке 25 сентября 1918 года.

В регионы спускались разнарядки не только по хлебозаготовкам, но и по искоренению контрреволюции. В качестве социально-классового урока и просто для устрашения списки расстрелянных публиковались в печати. Вот один из характерных примеров (отрывков) подобных списков: «Всероссийской ЧК за покушение на вождя всемирного пролетариата расстреляны:

— артельщик Кубицкий за грабеж 400 рублей;

— два матроса — за то же;

— комиссар ЧК Пискунов — попытка продать револьвер;

— два фальшивомонетчика».

А ведь в самом начале революции, весной 1917 года, Ленин предлагал, что для победы пролетариата будет «достаточно» уничтожения 200 — 300 буржуев…

По картотеке известного эмигрантского публициста — народного социалиста С. П. Мельгунова, систематизировавшего частично доступные ему газеты с подобными списками, число расстрелянных только в 1918 году составило 50 004 человека. Сюда не вошли, по его словам, «сведения о массовых убийствах, сопровождавших подавление всякого рода крестьянских и иных восстаний».

«Зачистки» производились старательно. Через неделю после взятия «красными» Казани (10 сентября 1918 года) пресса сообщала: «Казань пуста, ни одного попа, ни монаха, ни буржуя. Некого и расстрелять. Вынесено всего 6 смертных приговоров». «Красный террор» на казачьих территориях Урала и особенно Дона по современным стандартам являет собой акт геноцида и преступление против человечества. Приказ Троцкого № 100 от 25 мая 1919 года гласил: «Гнезда бесчестных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены». Этот приказ был выполнен и перевыполнен. Казнен был и родоначальник идеи международного трибунала за военные преступления — последний русский император Николай Второй.

Террор постепенно приобретал роль неотъемлемого инструмента большевистской политики, применявшегося во всех случаях — от заготовки хлеба и организации всеобщей трудовой повинности до военных операций. Для поднятия дисциплины в армии нарком Л. Д. Троцкий специально создавал для борьбы с дезертирами заградотряды и активно поощрял «расстрельные» приговоры военно-революционных трибуналов, наделенных неограниченными полномочиями.

В решающий момент сражения под Свияжском туда прибыл знаменитый бронепоезд нарвоенмора (наркома по военным и морским делам). Троцкий лично останавливал бегущих красноармейцев, по приказу главнокомандующего была проведена «децимация» — казнь каждого десятого дезертира. Расстрелу подверглись 27 командиров и политработников, бежавших от белочехов. Позднее на Северном фронте был казнен целый полк, отказавшийся идти в атаку. Дисциплина и порядок в армии устанавливались драконовскими мерами.

12 сентября 1918 года «красные» взяли Симбирск, 28 сентября — Елабугу, 3 октября — Сызрань. 4 октября под Орском силами Красной армии были рассеяны белоказачьи войска атамана Дутова. 7 — 8 октября  разгромлены отряды колчаковцев и белочехов и занята Самара. В результате осенне-зимнего наступления на Восточном и Южном фронтах (осень 1918 — январь 1919 года) «красные» освободили значительную территорию, богатую хлебом и сырьем: свыше 850 тысяч квадратных километров с населением 40 миллионов человек.

В этих операциях росло военное мастерство «красных командиров»: мифология Гражданской войны нераздельно связана с именами легендарного комдива Самарской дивизии Василия Чапаева, комиссаров М. Тухачевского и В. Шорина. Практически во всех городах поволжско-уральского региона вскоре появились улицы с именами начдивов В. Азина и Г. Гая. В честь члена Военного совета Восточного фронта, а в будущем видного советского партийного деятеля В. Куйбышева будет переименована Самара.

Правительству А. В. Колчака гораздо труднее, чем красным, удавалось усмирять и утихомиривать население на территориях, формально находившихся под юрисдикцией «верховного правителя России». Объявленная адмиралом «верховная форма власти» не стала универсальным средством для восстановления порядка в потрепанных «красными» войсках и в тылу, где крестьянство поголовно стало отворачиваться от новоявленного диктатора (однажды адмирал признал себя «кондотьером», то есть фактически командиром наемной армии). Постоянные реквизиции продовольствия и насильственная мобилизация также не прибавляла популярности «верховному правителю». Около 25 тысяч человек были расстреляны колчаковцами за отказ от мобилизации или от сельхозпоставок.

В тылу Колчака разгоралось пламя партизанской крестьянской войны, где «белым» противостояло 140 тысяч человек. В городах активизировалось революционное подполье. Расправой над членами Директории (представителями левых партий) Колчак побудил меньшевиков и эсеров вступить в коалиционный блок с их недавними противниками — большевиками.

Не спешили оказывать помощь сибирскому диктатору и союзники из Антанты. Получив русское золото, американцы вместо заказанных пулеметов Кольта отгрузили пулеметы Сен-Этьена — оружие, которое морально устарело еще в конце 19 века. Японское военное командование в ответ на настойчивые попытки адмирала добиться послушания от атамана Семенова уведомило, что восточнее озера Байкал оно не потерпит никакого вмешательства колчаковцев. Самому адмиралу японские военачальники были склонные не доверять по двум причинам: во-первых, они (совершенно безосновательно) считали его агентом британцев; во-вторых, им было известно о его пристрастии к кокаину.

Последнее слово сказали белочехи, не простившие адмиралу разгрома и расстрела Директории. В ноте на имя союзного командования чехи докладывали о зверствах, свидетелями которых были сами: «Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление».

В условиях начавшегося 24 декабря 1919 года в Иркутске народного восстания белочехи уже 27 декабря формально взяли под охрану штаб А. В. Колчака, фактически же они арестовали его и передали 15 января 1920 года Политцентру, где преобладали эсеры и меньшевики. А те уже выдали адмирала большевистскому ревкому. После непродолжительного следствия А. В. Колчак и его свита были расстреляны 7 февраля 1920 года.

Незадолго до краха, 5 января 1920 года, «верховный правитель» «передал» военную и гражданскую власть в Сибири своему старому конкуренту — генералу А. И. Деникину, с которым в 1919 году он так и не сумел договориться о согласованных ударах против «красных» и соединении «белых» сил Юга и Востока России в районе Саратова. (Возможно, что при успешной реализации этой стратегии дальнейшая история страны развивалась бы совсем в другом направлении).

По сути, гражданское противостояние в обществе возникло еще с Февральской революции. Благодаря то «правым» (Корниловский мятеж), то «левым» силам оно неуклонно перерастало в вооруженную стадию конфликта. Но для полномасштабного, глубокого и страшного сползания страны в бездну братоубийственной войны потребовалось определенное время. Характер и масштабы Гражданской войны в России позволяют выделить по меньшей мере четыре фронта борьбы.

«Спусковым крючком» Гражданской войны в России послужил мятеж чехословацких войск, начавшийся в мае 1918 года. Фактическое присутствие иностранных войск на территории бывшей Российской империи (а также Германии и стран Антанты) позволяет говорить о том, что Россия стала последним реальным фронтом Первой мировой войны, на котором военные действия между державами, участвовавшими в этой кровопролитной бойне, продолжались и после ее номинального окончания.

Линия второго фронта разделяла представителей противоборствующих коалиций внутри страны — сторонников единой и неделимой России и членов вооруженных партий (октябристы и другие), отстаивавших проекты самостоятельного, независимого существования бывших частей Российской империи.

Третий узловой фронт представлял собой противостояние между городом и деревней, урбанистическим и аграрным вариантам развития страны. И, наконец, четвертый фронт — это сражение между Февралем и Октябрем, то есть противоборство буржуазно-демократического и социалистического проектов обустройства России.

Гражданская война — время, когда о себе пытались заявить многие политические силы и группировки. На «левом» фланге большевиков пытались «перещеголять» сверхреволюционными инициативами анархисты и ультрарадикалы. Так, летом 1918 года в Саратове одна из таких групп расклеила по городу листовки о «национализации» женщин. Впоследствии на слушаниях в Конгрессе США этот декрет будет проходить как свидетельство «варварства» и «террора» большевиков, хотя никаких свидетельств о претворении данного манифеста в жизнь в качестве политической линии не сохранилось.

На «правом» фланге долго выясняли отношения между собой «белые»-монархисты и «белые»-сторонники созыва нового Учредительного собрания. Характерно, что монархисты были в меньшинстве. На «зеленом» фланге вооруженные отряды громили «белых» и «красных» под самыми разными лозунгами, многие из которых не поддавались логическому осмыслению: «Бей коммунистов!», «За Советы без коммунистов!», «За землю и волю!», «Бей буржуев!». Совнарком во главе с В. И. Лениным — сначала в Петрограде, а затем в Москве — первоначально был одним из многих правительств, утвердившихся на территории бывшей Российской империи.

Историческим аналогом Гражданской войны в России является не столько война между Севером и Югом в США (1861 — 1865), сколько «эпоха Лего» в раннесредневековом Китае (3 — 6 веков), когда долгое время между собой сражались несколько государств — обломков предыдущей империи (все закончилось победой одного царства и появлением новой централизованной державы). Основные этапы и фронты «бело-красно-зеленой» смуты, произошедшей в России после 1917 года, развивались по разным сценариям.